– А можно нам самим его навестить?
Ну, парень, это было бы круто! Привет, папочка! Это мы, твой слабоумный сынок и твоя незамужняя беременная дочечка, живущая на пособие. Привет Мэри! Энн вдруг стало смешно, но не настолько, чтобы рассмеяться вслух.
– Нет, нельзя, – ответила она брату. – Послушай. Если ты докопаешь вон до тех розовых кустов, то на этой клумбе можно будет посадить канны. Помнишь, у мамы есть их луковицы? Канны тут хорошо бы смотрелись. Это такие большие красные цветы, похожие на лилии.
Тодд взял в руки совок, снова положил его и сказал:
– А после Рождества он должен приехать.
– Зачем? И кому это он должен?
– Должен. Из-за ребенка, – буркнул Тодд очень тихо и невнятно.
– Ах вот в чем дело! Черт возьми! – вырвалось у Энн. – Ну, ладно. Хорошо. А теперь послушай меня, Тодди. Внимательно послушай. Это у меня будет ребенок, понимаешь?
– Да, после Рождества.
– Правильно. И это будет мой ребенок. Наш. И вы с мамой будете помогать мне его воспитывать. Правильно? А больше мне никто не нужен. И я не хочу, чтобы здесь был кто-то еще. И ребенку моему больше никто не нужен – только я, ты и мама. Понимаешь? – Она помолчала, дождалась, когда он кивнет, и продолжала: – Ты ведь будешь помогать мне ухаживать за ребенком? Будешь говорить, если он заплачет? Будешь играть с ним? Как с той маленькой девочкой в школе, Сэнди, которой ты помогаешь? Будешь ведь, да, Тодди?
– Да. Конечно, – сказал ее брат тем тоном, какой лишь изредка у него бывал, – тоном взрослого мужчины, уверенно и просто; казалось, этот взрослый мужчина на самом деле скрывается где-то в другом месте и просто время от времени говорит его устами. Тодд стоял на коленях, выпрямив спину и опершись руками о свои толстые, обтянутые синими джинсами ляжки; его голова и плечи оставались в тени, но на лицо падал яркий отблеск солнечного света, отражавшегося от травы. – Но папа ведь уже пожилой, он старше мамы, – заявил он вдруг.
Да он вообще