- Ну, так что тебе нужно?
- Витя, - начала она, а он перебил ее:
- Я, кажется, сказал тебе, как меня называть.
- Дойч... - неуверенно проговорила она. - Так странно... Откуда это имя?
- Так меня называют мои друзья. Понятно?
Она нервно кивнула, хотя понятней ей не стало.
- Ты так долго не возвращался. Вик... - она запнулась. - Дойч. Я волновалась. Ты не писал так долго, - она не выдержала, и глаза ее наполнились влагой. Она помнила, что он перестал писать почти сразу после начала службы. Все новости о нем она узнавала от его родителей, и до сих пор не могла понять и простить эту бесчувственность.
- Мне было насрать, - ровным голосом сказал Дойч. Его взгляд был направлен на нее, стеклянный, немигающий взгляд. В кухоньке, где они находились, было очень тепло, но она вдруг почувствовала, как ледяной холод забирается ей под платье.
- Почему? - тупо спросила она.
- Наверное, потому что ты безмозглая дура.
Она сидела, как оглушенная.
- Что ты такое говоришь, - с ужасом проговорила она. - Ты шутишь...
- Какого ... мне шутить, - Дойч поднялся. - Посмотри сама. До двадцати лет просидела задницу в этой сраной деревне. И всю жизнь просидишь, ожиреешь, как свинья, и дети твои будут такие же. Жирные ублюдки. - В его глазах поблескивал странный огонек веселья.
Ей показалось, что мир сошел с ума. Она зарыдала громко, безудержно, закрываясь руками. Потекла тушь, окрашивая пальцы. - Сволочь, - сквозь слезы говорила она, - какая же ты сволочь.
- Не реви, дура, - спокойно сказал Дойч.
- Ты, ты... - задыхаясь, прокричала она, - ты не сможешь жить с этим дальше! Не сможешь...
- Уже живу, - возразил он.
Она в последний раз всхлипнула, неловко поднялась, и бросилась к выходу. Вслед ей донеслось:
- В натуре, тупорылая...
Прибежав домой, она закрылась в своей комнате, и принялась искать снатворное. Она вывалила коробку с лекарствами на пол, отобрала два блестящих листика, выдавила капсулы на ладонь, и проглотила их. Всего двенадцать штук. Затем откинулась на кровать, и стала ждать смерти, беспрерывно роняя слезы. Ласковый солнечный свет лился из окна, согревая ее лицо и осушая слезинки. Понемногу ей стало легче, а к полудню она уснула, не снимая одежды, твердо решив уехать отсюда навсегда, если, конечно, не умрет.
Когда она проснулась, уже был поздний вечер. Ее разбудил стук в окно. Она поднялась с кровати, включила ночник и слабым голосом спросила:
- Кто это?
- Я, - послышался голос, который наполнил ее душу ужасом и гневом.
- Пошел вон, - твердо ответила она. - Я не хочу с тобой разговаривать.
- Я тоже, - донеслось до нее. - Я по другому делу. Открой, это быстро.
На нее нашло какое-то затмение. Она чувствовала, что не должна была этого делать, но какая-то сила вынесла ее в прихожую. Она откинула крючок на входной двери, ежась от вечерней прохлады, и прислушиваясь к звукам в доме. Родители уже легли.
Дверь распахнулась. На пороге стоял он. Она не могла видеть выражение его лица, но ей почему-то показалось, что он улыбается.
-Заходи, - тоскливо сказала она.
Он прикрыл за собой дверь.
- Зачем ты пришел? - дрожащим голосом спросила она.
- Пошли к тебе, - сказал он.
Она пропустила его вперед.
При свете ночника она увидела его лицо, и сердце ее забилось. Он был действительно улыбался.
- Знаешь, подруга, - сказал он, - я тут немного подумал.
- Я не хочу с тобой разговаривать, - твердо проговорила она. - Ты настоящий скот. После всего, что у нас было...
- Фу-ты, ну-ты, - отозвался он, усмехаясь. - У меня был дурной настроение. Ты что, обиделась?
Она задохнулась от гнева.
- Убирайся.
- Я же сказал, у меня разговор, - он повысил голос. - Слушай, ты с кем-нибудь была, пока меня не было?
- Что?? - почти закричала она.
- Значит, нет, - он кивнул головой, - хорошо, раз так. Перепихнемся?
Она потеряла дар речи.
Он поднялся, подошел к ней, и грубо взял ее за груди.