Я работал днем, а вечером приходил домой, где ждала она. Бог мой, как мы веселились. Всего не расскажешь. Мы были как одно целое. Знаешь, мы иногда ссорились просто для того, чтобы помириться. Это было так замечательно. Она была моею жизнью… Много всего можно вспомнить. Пикники и наши дни рождения. Она подарила мне эти часы, видишь? А я купил ей меховое манто. Мы болтали о соседях и покупали вместе продукты, ходили в «Аполло» и танцевали. Напивались вместе, и она пела для меня. Только для меня. Занимались любовью. Мы всегда…
— Вы жили вместе?
— Недолго. Совсем недолго…
Он успокоился, и лицо его вновь помрачнело. Клара принесла еще выпивку.
— За счет заведения, — сказала она.
— Я просто не знаю, что будет дальше, — проговорил он печально. — Я стараюсь не загадывать вперед больше, чем на один день. Но я продолжаю мечтать и надеяться, что она вернется ко мне. Мне ничего больше не остается, потому что без нее я — ничто.
— Она вернется, — сказала Элен, стараясь подбодрить его.
Он опять отодвинулся в самый дальний угол кабинки и улыбнулся ей. Затем стал водить своим стаканом по влажной поверхности стола. Он был похож на потерявшего нить игры шахматиста.
— Знаешь, когда чего-то очень сильно хочешь, начинаешь делать разные глупости. Я не верю в Бога. Но я дал себе обет, что не дотронусь до другой женщины, если Айрис вернется ко мне. Я пообещал, что не буду напиваться, баловаться наркотиками и курить. Не буду ходить на танцы. Не буду ругаться. И тому подобное.
Она сочувственно кивала головой, думая о множестве подобных зароков и обещаний, которые она давала в надежде получить что-нибудь очень желаемое. Но бог оставлял без внимания ее молитвы — если только это не означало, что ответ был отрицательным.
— Как вы расстались? Поссорились?
— О нет, — возразил он. — Ничего подобного. Мы просто расстались. Мы расстались.
Он замолчал и посмотрел на нее как-то странно.
— Видишь ли… Я должен кое в чем тебе признаться.
— Что такое, Гарри?
— Я чувствую себя белым человеком.
— Что?
— Да. Я думаю в этом все дело. Мои родители были очень работящие и меня воспитали таким же. Я работаю с тех пор, как себя помню. Сначала разносил продукты и продавал газеты. Я никогда не голодал, и у меня всегда была крыша над головой. Я исправно посещал школу. Я поступил в университет. Я нашел хорошую работу в бизнесе белых — маркетинг, реклама, служба информации. Конечно, случались и неудачи. Со всеми это случается. Но поступив в колледж, я стал думать, что все дело в плохих манерах. Мои родители учили меня быть вежливым. Говорить мягко. Потом, когда я начал работать, со мной вообще ничего плохого не случалось. Я был точно таким же, как любой белый парень, который посещал те же пресс-конференции, приемы и ланчи. У нас были одинаковые приколы, одинаковые заботы. Найти лучшую работу, заработать побольше денег, встретить женщину. Все одинаковое. А все эти расовые штучки — я понимаю их умом, но не могу их почувствовать. Черт, я знаю, что есть голод, репрессии и унижения. Я знаю это, но почему-то не могу почувствовать. Просто не могу. Я шоколадный мальчик Бэббит. Читала?
— «Шоколадный мальчик Бэббит»?
— Нет, просто «Бэббит». Это роман Синлера Льюиса.
— Нет, никогда не слышала.
— Ну… я хочу сказать, что я не против истэблишмента. Я просто хочу быть частью его.
— Но это совсем не так уж плохо.
— Мой брат так не думает. И моя сестра тоже. И Айрис Кейн так не думала.
— Поэтому вы и расстались?
— Да. Она была и по-прежнему остается очень активной в этих делах. Бесплатно поет на собраниях. Жертвует свои деньги. Участвует в демонстрациях и маршах. Я не мог делать всего этого. Я пытался делать это ради нее, но она это поняла. Во мне просто этого не было. И нет.