И сейчас нам предстоит действовать дальше. Час, отпущенный на совещание, прошел, пора возобновить контакт с флотом клингонов. У меня есть некоторые предложения по поводу того, как следует вам вести себя во время разговора с командиром клингонов.
Де Ла Джолла помедлил, пытаясь не давать волю своему темпераменту:
– Спок, никто не знает так хорошо Кирка, как вы. И если вы уверены в том, что делаете, то я поручаю вам вести переговоры от имени флота. А я посмотрю, что из этого получится.
По пути в транспортный отсек Скотт пробормотал:
– Не понимаю, как человек, который не умеет держать себя в руках, поднялся так высоко?
Спок взглянул на бортинженера с удивлением, но спустя секунду его лицо опять приняло обычное бесстрастное выражение.
– Слишком много предположений, но пока я не получу проверенную информацию, нет смысла делать поспешные выводы.
Скотти фыркнул:
– Ну тогда мне и расскажете. Зачем вы предложили провести это совещание? Мы так и не договорились ни о чем.
– Напротив, мистер Скотт, кое-что очень важное произошло. Я думал лишь оказать успокаивающее воздействие на адмирала и не предполагал, что он назначит меня вести эти переговоры. Если бы сам Де Ла Джолла говорил от имени флота, я бы не слишком надеялся на спасение Кирка. Теперь у меня есть шанс его вернуть.
– Да, за этой маской спокойствия скрывается какая-то хитрость и тонкий расчет, – подытожил Скотти.
В молчании они подошли к транспортному отсеку и молча взобрались на транспортную платформу. И лишь когда стал нарастать в ушах звенящий шум от магнитного поля, Спок произнес:
– Спасибо за ваш комплимент, мистер Скотт.
Прибыв на «Энтерпрайз», вулканец направился на мостик, а Скотт в инженерный отсек. Пройдя через холл, Спок оказался в турболифте и спокойно приказал:
– На капитанский мостик.
Этот лишенный эмоций голос маскировал страх вулканца за друзей и командира, – страх, который не оставлял места беспочвенному оптимизму.
* * *
У Эллиота Тинделла также не было оснований для оптимизма. Он сражался с целым океаном гормонов. Эллиоту становилось все хуже и не требовалось специального обследования, чтобы это доказать. Он был загружен работой с того самого момента, как только вступил на борт «Энтерпрайза». С каждым днем настроение Эллиота ухудшалось, и он принимал таблетки со все возрастающим чувством безнадежности. Лекарства ему больше не помогали.
Леонард Маккой с отвращением и злостью корпел над грудой бумаг, пытаясь разделаться с ними поскорей, когда на него обрушился Эллиот.
– Доктор Маккой? – спросил он резко. Маккой оторвался от экрана монитора и взглянул на вошедшего.
– Я же просил командира Чэпел не беспокоить меня, – вежливо произнес он.
– Мое имя Эллиот Тинделл, – парировал незнакомец. – Мы не встречались.
– Я слышал о вас, – протяжно произнес Маккой.
Эта притворная манерность, типичная для южан, была опасным признаком, свидетельствовавшем о злости, которую доктор скрывал до определенной поры.
– О да, – Эллиот пожал протянутую ему руку, – я хотел узнать, можно ли мне с вашего разрешения принимать болеутоляющие средства и какие?
Маккой неприязненно посмотрел на Тинделла:
– Болеутоляющие средства? – Удивление и профессиональный интерес окончательно вытеснили злобу.
– Что вас беспокоит, молодой человек?
Эллиот смешался, не зная, что сказать. За видимым спокойствием Тинделла таилась переполнявшая его неприязнь к Маккою. Он хотел убить этого противного типа с пронизывающим взглядом, а затем взять то, что нужно. Но делать это не было никакого резона. Хотя бы по той причине, что Эллиот совершенно не знал, где хранятся различные медикаменты.