Поистине, разумный должен трижды открыть глаза своему господину на его ошибки, и, ежели тот не внемлет - с почтением отступить. Трижды разумный после такого найдет себе иного господина.
Как жаль.
- Можешь идти, - бросил Син-ханза и отвернулся к окну.
После того, как за Сагами бесшумно закрылась дверь, в углу комнаты едва заметно колыхнулась занавесь. Тот, кто стоял за ней, напомнил о себе.
Гомпати раздвинул в стороны створки окна. Холодный ночной воздух затопил комнату свежей волной, заставил трепетать занавеси, дернул свисающие с кресла Син-ханзы золоченые шнуры, прошуршал в разбросанных на столе бумагах.
Син- ханза несколько минут постукивал сжатой в кулак ладонью по подоконнику из черной сосны. Время неумолимо шло, бежало, летело… Мчалось, подгоняя его к решению. Он явственно ощущал, как исчезает на жарком солнце жизни роса оставшихся в его распоряжении минут. Пора. Надо решаться. Он долго ждал этого момента -неужели он отступит сейчас?
Тем более, что завтра Мурамаса обещал представить ему нечто замечательное. Это могло быть только одно… Гаки-о-Моро!
Глава Средней ветви, не оборачиваясь, жестко произнес:
- Ты слышал наш разговор. Им нельзя позволить встретиться.
Занавесь в углу чуть колыхнулась, затем тихо пискнул телефон.
Алмазное колесо провернулось.
Оно обрушилось давящей тяжестью на судьбы сотен людей. Чуть позже волны, поднятые его падением, захлестнут Кинто. А за ним - остальной мир. Распространяясь во времени и пространстве, они достигнут дальних уголков Вселенной.
Впрочем, был ли выбор?
Был. И каждый поступил так, как хотел.
- -
Над миром сиял яркий диск луны, еще не обгрызенный Небесной мышью.
Под его светом бесконечной чешуйчатой броней, блистающей начищенным серебром, раскинулось море. Казалось, будто обнимает оно весь мир, и нет ничего кроме него, кроме этого живого, неостановимого в своем движении доспеха. Но вот впереди из моря поднялись темные громады гор, затем разгорелись огни города, и самолет пошел на снижение, закладывая широкий разворот направо.
Скатывающиеся с гор потоки холодного воздуха у кромки моря сталкивались с теплым воздухом, создавая воздушные ямы и завихрения. Изредка самолет довольно сильно потряхивало. В такие моменты пассажиры преувеличенно сильно раскрывали глаза и улыбались друг другу. Все возвращались из далекого путешествия на северный материк, и впереди уже мерцали огни родного Кинто.
Из ста сорока пассажиров роскошного "Цветка ветра" лишь четверо-пятеро были таревцами. Остальные - своеобычные путешественники из Кинто. Крупные торговцы и их помощники, директора торговых домов и производств, пара больших чиновников из городского хозяйства, десяток студентов. Тихо смеялись и перешептывались десятка два детей, отправленных богатыми родителями к двенадцатилетию в Ла-Тарев. Они негромко хихикали, пока сидящие рядом в креслах сопровождавшие их родственники и учителей сладко спали, устав за время путешествия от детей. В иных креслах спали и люди достойного упоминания возраста, решившие перед своим канджао, наконец, увидеть вторую половину мира. Иногда мелькали лица и людей других занятий, возможно контрабандистов, или охранников уважаемых людей.
Было в самолете и несколько семей с детьми. Родители решили совместить поездку по делам с показом детям другой стороны человеческого мира - города этих загадочных северян.
Одна из этих семей сидела с правой стороны самолета, ближе к хвосту, там, где располагались места для наиболее уважаемых пассажиров. Отец, мать и дочь, одетые в основном по современной моде, лишь мужчина накинул поверх современной рубашки традиционный кинну. Они довольно оживленно разговаривали в течение всего полета, вспоминая о чудесах и необычности Ла-Тарева.