А где же дух-то? Везде. Надо его словить.
День, в котором ты живешь, – это настоящее. Но прошлое постоянно с тобой. Оно запускает свой острый ноготь в ткань твоего мозга, отковыривает кусочек, нажимает на нерв, чтобы напомнить тебе, что основа жизни – это боль, а потом ощупывает все твое тело: трогает член, делает тебе проктологический осмотр, лапает твое обнаженное сердце, заставляя его биться, как крылышки колибри, завязывает твои внутренности морским узлом, блюет горячей кислотой тебе в желудок, взбивает кошмары веничком старого Морфея, древнегреческого бога сна.
Хорошее название для стиха: «Мертвая рука прошлого». Хотя нет. Это штамп, пускай даже большинство рок-авторов штампами не гнушается. Прошлое все-таки – не мертвая рука. Ты носишь его с собой, как нечто живое, как ленточного червя какого-нибудь. Или как хайнлайновского слизняка <См. роман Р.Хайнлайна «Кукловоды». (Примеч. ред.)> с Титана, с ледяной луны Сатурна, паразита, который впускает щупальца тебе в спину и высасывает из тебя жизнь и мозги. Или как лихорадку, от которой никакие пилюли не помогают – жар пройдет, только когда ты загнешься, а тогда уж и пилюли не нужны.
–…искали на сегодня халтурку, да дохлый номер, – говорил Сэм. – Как-то в субботу нас пригласили в «Уистлдик Таверн» на Муншайн-ридж, но там территория деревенских, красношеих, и пришлось нам играть этот жуткий кантри-вестерн. Лучше б отказались. В общем, сегодня ни фига не светит, и чаша терпения моего переполнилась. В Хэллоуин надо балдеть. Помнишь, как мы перевернули сортир старого Думского, когда нам было пятнадцать? А может, четырнадцать. Ну, помнишь, как Думский выскочил из дома, орал и палил из дробовика? Эх, и драпали же мы!
– Хорошее дело, – сказал Джим. – Я могу позвонить на работу и сказать, что болею. А выгонят, так и черт с ними.
ГЛАВА 7
Перед тем как присоединиться ко всей компании, Сэм сунул Джиму квадратик жвачки.
– На. А то от тебя такой дух, что Кинг Конга свалит.
– Спасибо. Это, наверно, польская колбаса, уж больно в ней чесноку много. Да и желудок у меня не в порядке.
Их поджидали трое парней. Хаким Диллард, План, коренастый чернокожий малый, страдающий хронической желтухой. Боб Пеллегрино, Птичкина Кака, здоровый, с черными усами, как у моржа, и одним стеклянным глазом. Стив Ларсен, Козел. Все обменялись рукопожатием, и Джим отметил, что на сто процентов естественно это делает только План. Козел принес самокрутку с марихуаной, и все по очереди потянули из нее, следя за главным входом: не покажется ли директор, Джесс Бозмен (Железные Штаны) или кто-то из стукачей-учителей.
– Эй, слыхали, что сделал «Кисс» в номере пеорийского отеля?
– Меняю допинг на тормоз.
– Говорят, Мик Джаггер подцепил триппер от жены мэра.
– А старик говорит: «Только выстриги этот гребень на башке, я тебе яйца отрежу».
– Думаешь, Лам закатит сегодня контрольную?
– А я себе думаю: да пошел ты в задницу со своим равноберденым треугольником. Дайте определение – как же, я выговорить-то это слово не могу. Но виду не подяю. Мистер Словацкий, говорю, в геометрии я не Копенгаген. Это для республиканцев, а мои все сроду за демократов голосуют.
–…и послали опять к Железным Штанам. А его и нет в кабинете.
Секретаршу, поди, трахал в копировальной.
– А он и говорит: «Ну пускай ты длинный, пускай ты черный, но чего ж ты пучеглазый-то такой?»
– Не будь ты моим сраным корешом, врезал бы я тебе за расистские анекдоты. Вот я тебе расскажу про белую бабу – ей мышка залезла в одно место, она и пошла к черному доктору. А он говорит…
Усиленно треща языками, хихикая, хлопая друг друга по задам, боксируя с тенью, компания ввалилась в вестибюль. Джим молчал, отделываясь односложным бурчанием или через силу усмехаясь.