Когда Асакава чувствовал, что интерес к происшествию угасает, он доставал из кармана четыре небольшие карточки, чтобы снова оживить воспоминания и еще раз удостовериться, что все это не могло быть простой случайностью. На карточках, под именами и адресами четырех человек были отведены поля, чтобы подробно записывать все данные, которые удавалось по ним собрать: как жили, что делали в августесентябре и т. д.
То, что Тиэко Оиси и Ёко Цудзи ходили в одну школу, а Такэхико Номи и Сюити Ивата учились на одних курсах и были приятелями, подтверждалось всеми опрошенными, хотя и так было совершенно очевидно. Такэхико и Ёко могли и не быть влюбленной парой, но во всяком случае хорошо знали друг друга, доколе уж отправились на машине за город поразвлечься. Да и среди одноклассников Ёко ходил слух, что она дружит со студентом из Токио. Не совсем ясно было только, когда и как они познакомились. Естественно, напрашивался вопрос, а не было ли чегонибудь между Тиэко Оиси и Сюити Иватой, но так и не удалось обнаружить ничего, что хотя бы косвенно это подтверждало. Возможно, они и не знали друг друга ранее. Но что тогда могло связывать всех четверых? Слишком уж близки были их отношения, чтобы таинственное
6
Сидзука, жена Асакавы, виделась со своими родителями впервые за последний месяц. С тех пор, как умерла Тиэко, они каждый выходной приезжали из Асикага в столицу и проводили время с ее сестрой, разделяя с ней боль утраты. Сидзука об этом только сегодня. Невыносимо больно было видеть лица родителей, еще больше постаревших от охватившего их горя. Раньше внуков у них было трое. У Ёсими — старшей дочери, была Тиэко. Средняя дочь Норико родила сына Кэнъити. У Асакавы и Сидзуки родилась дочка Ёко. По одному внуку от каждой дочери — не сказать, что и много. Всякий раз, встречаясь с первой своей внучкой, родители неизменно расплывались в улыбке, и нянчились с ней в свое удовольствие. Родители Сидзуки едва ли не тяжелее переживали смерть внучки, чем сестра с мужем; горе их прямотаки подкосило. Неужели внуки так много значат для людей?…
Сидзука, которой едва стукнуло тридцать, всеми силами пыталась осознать горе сестры, представляя, что значит потерять собственного ребенка. Но, как бы то ни было, ее дочке Ёко едва исполнилось полгода, и неуместно было сравнивать ее с Тиэко, умершей в 17 лет. Сидзука не могла даже представить себе, насколько все эти годы могли углубить родительские чувства.
Около трех часов дня родители начали потихоньку собираться домой в Асикага. Сидзука диву давалась: с чего это вдруг ее муж, постоянно ссылающийся на занятость, сам предложил навестить невестку, которую, к тому же, мало знал. А ведь даже на похоронах не показался, у него, мол, «с рукописью сроки поджимают». А гляди ж ты: время к ужину, а он о возвращении и не заикается. Тиэко ему, почитай, дальняя родственница, и виделисьто они всегоничего, казалось бы… Ни о чем особенно не говорили, так что ему бы соболезнования выразить, да и раскланяться.
— Ну что, мы наверное уже… — прошептала Сидзука Асакаве, потрепав его по коленке.
— Смотри, вон Ёко у нас совсем сморилась. Может, лучше ее здесь уложить?
Дочку они взяли с собой. После обеда она обычно спит — вот и клюет носом. Но если ее положить, то придется здесь пробыть еще часа два, не меньше.
— Что же, она в поезде не поспит? — пробурчала Сидзука.
— Да ну, я уже однажды вкушал это удовольствие. Нет уж, спасибочки.
Когда Ёко засыпает в полном вагоне, то разваливается так, что ее совершенно невозможно держать. Рукиноги раскидает, а уж если заорет, вообще стыда не оберешься. А шипеть на нее — только масла в огонь подливать, так что лучше уж спокойно дать ей поспать, если есть на то возможность. Иначе придется Асакаве сидеть в поезде, ловя косые взгляды пассажиров, и многозначительно демонстрировать горестную физиономию, дескать, «вамто ладно, а намто каково». Да и Сидзука наверняка не хотела бы любоваться видом играющего желваками супруга.