Ульман молча приоткрыл окно, впуская в наш закуток шум вокзала и запах машинного масла, а потом протянул мне правую руку.
Я с удивлением оглядел морщинистую ладонь: взгляд немедля уцепился за мутное пятнышко татуировки на подушечке указательного пальца.
— Подкину вам огоньку, молодой человек, — подмигнул мне Ульман.
Все еще сомневаясь, я засунул в рот сигарету. Старик поднес к «цигарке» указательный палец. Мелькнула шальная мысль, что палец сейчас загорится. Вместо этого, раздвинув кожу на месте гипотетической татуировки, из пальца выползла полая металлическая трубочка. А вот из нее как раз и вырвался огонек. Вместе с пламенем прыснула кровь, прямо мне в лицо. Несколько капелек попало на сигарету.
Старичок сконфузился, поспешно отдернул руку.
— Замечательная встроенная зажигалка, — пробормотал он, заливая ранку йодом. — Но сосуды уже не те… Чего уж там… Совсем не те… Вот и случаются неприятности…
Я растерянно пыхтел сигареткой, прикуренной от пальца. Хм, а ведь поначалу совсем не поверил старику, думал, крыша у него поехала. Киборг, надо же. Поговаривают, что перед
4.
За первой чекушкой последовала вторая, затем третья, и я даже не заметил, когда к нам в отсек заглянули менты, чтобы вернуть Ленке Узи. Но это было, факт, потому что девушка принялась объяснять, как пользоваться пистолетом-пулеметом, и еще она зачем-то макала дуло Узи в водку.
— Ты солдат? — спросил я, опрокидывая очередной стаканчик.
— Угу, — кивнула Лена, закусывая водку курицей. Галантный старичок тем временем подливал ей очередную порцию. За мной ухаживать он, по всей видимости, не собирался, поэтому приходилось действовать самому.
Ленка сказала, прожевывая мясо:
— Я — лейтенант спецотряда «зачистки». Так что вам повезло, ребятки.
Потом она подмигнула мне и добавила:
— Впрочем, не очень. Все равно погибнем.
Ульман понюхал свой стаканчик, залпом опрокинул его содержимое в рот, крякнул, закусил краюхой ржаного хлеба и сказал:
— Здесь я вам возражу, Елена. Почему вы так решили? Далеко не все погибают в поездах.
— А вы часто ездили в поездах, господин Ульман? — поинтересовалась лейтенант.
— Хм… до этого, только на монорельсах. Но это не значит, что…
— Значит-значит.
— Позвольте…
— Позволяю.
— А…
— Теперь нет.
Лицо деда побагровело, он попытался еще что-то сказать, но Ленка захохотала, обняла старика за плечи и сказала:
— Обожаю вас, господин Ульман. Честно, уже полюбила. Как отца. Будете моим папой, профессор?
В этот момент поезд со скрипом, медленно и лениво, словно старый котяра, тронулся с места, и мы подняли наши «рюмки»:
— В добрый путь!
Стукнулись.
— Дзень! — озвучила Лена.
Проглотив водку, я схватил со столика огурчик, запихнул его в рот и сказал:
— А я еду в Новороманов на свидание. К девушке. Чтоб вы знали.
— К девушке? — У Ленки округлились глаза.
Я кивнул, поднес палец к губам и прошептал:
— Тс-с… только никому не говорите. Я познакомился с ней через интернет. И полюбил.
Мысль, что можно влюбиться через Интернет вдруг показалась страшно нелепой, и я захихикал. Ленка толкнула меня в бок и сказала, вытирая выступившую слезинку:
— Идиот! Ничего смешного! Это так романтично… Придурок…
Ульман с серьезным видом кивнул, поднял рюмку и произнес с придыханием, можно даже сказать интимно:
— За любоф-ф-ф-ф!
Еще он сказал:
— По этому поводу есть прекрасный армянский тост…
Не дожидаясь собственно тоста, мы с Ленкой чокнулись и выпили. Ульман обиделся и замолчал.
Лена сказала:
— Теперь мой долг, чтобы ты выжил до конца поездки, Юрка. Мне не удалось спасти свою любовь, но я помогу твоей. Клянусь. Будешь мне, как брат. Я на полном серьезе говорю.
К горлу подступил комок, и чтобы сдержать проклятые слезы я сказал:
— Ребята, я вас люблю! Давайте еще выпьем!
Но в это момент что-то заскрежетало, и Ульман закричал, затыкая уши:
— Смотрите, смотрите!
Скрипели, естественно городские врата. Все было рассчитано до секунды, и наш поезд проскочил раскрывшиеся створки исполинских ворот почти мгновенно. Они тут же стали закрываться, но мы на это не обратили внимания.
Мы прильнули к грязному окну и смотрели на небо. Ульману не хватило места, и старичок проворно вскарабкался на верхнюю полку, стал наблюдать за пейзажем оттуда.
Небо.
Голубое— голубое, чистое-чистое, как если бы вдруг разом сбылись все мои мечты. Поле —зеленое-зеленое, не испорченное пластиком и металлом, и только ближе к горизонту виднеется труба монорельса, по которой путешествуют локальные боги. Да, элита больше защищена от внешнего мира, зато им не увидеть того великолепия, что открылось нам.
— Здорово! — прошептал я.
Ленка сказала:
— А было бы совсем здорово, если б мы ехали в бронированном электровозе, как машинисты.
Я еще некоторое время любовался на небо, которое не закрывал купол, но потом всем стало скучно, и Ульман предложил:
— А может, еще по водочке?