— Ступай в подъезд, дура, — сурово, сквозь зубы про шипел Костя, опасаясь шевельнуться.
Он стоял живой мишенью в пяти метрах от вооруженного бандита, чувствуя себя невероятно широким, во весь проезд, как Синий мост. Теперь ему даже отпрыгнуть было нельзя. Даже спасительный «маятник» качнуть. Не приходилось сомневаться, что патрон в пистолете Кураева уже загнан в патронник.
Кураев не стрелял. Он занервничал, вспомнил о «Жигулях» сзади, опять смешно дернул шеей, собравшись было оглянуться — да вовремя одумался. Это спасло ему жизнь: реакция у Зимородка всегда была отменная. Имей он хоть секунду форы — он пристрелил бы восточного богатыря на месте. Но в сложившейся ситуации этой секунды у него не было. Глаза сами собой искали вороненый ствол полуопущенного пистолета Кураева. Ни на миг не забывая про чужое оружие, Костя периферийным зрением видел свою машину, в которой на переднем сиденье рисовался силуэт Киры. Только оттуда можно было ждать помощи.
Едва только закрутилась карусель событий, Кира вызвала базу и передала сигнал тревоги. Потом на это могло уже не хватить времени. Второй рукой она включила маячок, позволяющий определить местонахождение машины — на случай, если их захватят и попытаются увезти. Бросив тангенту передатчика, она проворно достала ПМС, передернула мягкий «женский» затвор, но стрелять не стала; сидела, угрюмо согнувшись, в машине, опустив руку с оружием на приборную панель.
Широкая спина Кураева маячила перед капотом. Кира попала бы в нее с закрытыми глазами. Но позади ее машины стоял темный «форд», и обе дверцы его были приоткрыты — она видела это хорошо в боковое зеркало. В мгновение ока из машины могли вывалиться автоматчики и разделать ее на манер решета. Жестянка «Жигулей» была плохой защитой. В вечерних новостях про бандитский Петербург сообщат, что в результате случайной перестрелки погибли экспедитор и товаровед фирмы «Центрпромснаб»… Именно так прощается общество со своими разведчиками.
Кира смотрела на застывшее, постаревшее, хмурое лицо Зимородка, грела в тонкой ладони пластиковую рукоятку ПМС с насечкой — и не двигалась. Ни на миг она не усомнилась, что поступает правильно.
Ролик, услыхав по связи сигнал тревоги, бросил прут и мешок с камерой и рванул во двор без оглядки. У него тоже не было никаких сомнений. У него их никогда не было. Перескочив через решетку палисадничка, он на бегу дослал патрон — и едва только увидел замершего, как статуя командора, Зимородка, тотчас затормозил, проехался по скользкому утоптанному снегу, устоял, широко расставив ноги, вскинул пистолет двумя руками и открыл огонь. Он даже не собирался выяснять и спрашивать что-либо.
Забахали выстрелы. Пули с воем пошли веером по всему двору — у Ролика руки тряслись. Он палил, как в компьютерной «стрелялке», и в пять секунд выпустил все, до железки. Кураев дважды выстрелил в ответ, пригнулся, ошарашенный натиском. Зимородок молниеносно развернулся и, сграбастав мамашу с младенцем, опрокинулся вместе с ней в грязный сугроб у подъезда. Он тоже видел «форд» и понимал расстановку сил.
— Лежать! — гаркнул он на ухо перепуганной женщине во всю дурь своих командирских легких. Потом перекатился вбок, одновременно достав пистолет из кобуры бушлата.
Но уже Кураев на полусогнутых, проворно петляя, побежал назад, к разворачивающемуся «форду». Догнал, вскочил на бегу — и был таков.
— Стреляйте! — азартно кричал не подумавший укрыться Ролик, с ругательством заталкивая в пистолет запасную обойму. — Кира! Костя! Чего же вы не стреляете?!
— Вали их, сынок! Мать их так! — хрипло заорал ему в поддержку от помойки рослый забулдыжный старикан с седой бородой, потрясая толстой сучковатой палкой.