Белый фронт поколебался. Он прорван. В штабе, куда сходились донесения по змеившимся проводам и по эфиру, склонялись над картами руководители белых армий, измеряли расстояния, посылали приказания. А в это время с востока, в противогазах, двигались массы вслед за танками и самолетами.
По серому полю, усеянному трупами, бежали отступающие; гремя, проходила артиллерия, бросая орудия и снаряды; валились на бок броневики, и люди выскакивали из них в панике перед наступающими с востока эскадрильями.
Из подземного убежища-ангара на поверхность выползло серое чудовище: «Истребитель 17-У». Как бы оглядываясь слепыми своими глазами, оно приподнялось над поверхностью серого поля и понеслось навстречу потоку отступавших.
Лебедев сидел в кабине, являя собою воплощенную усталость. Он видел, как Умберто спокойно передвигал рычажки на распределительном мраморном столе. «Истребитель» несся окутанный дымом навстречу восходящему солнцу. Вот уже не видно бегущих. Впереди на земле причудливые очертания окопов. Это передовая линия противника.
До боли в висках сжал Лебедев челюсти.
Противник? Нет, — друзья и товарищи… И он, Лебедев, находится в самом нутре этого истребителя вместе с безумцем Умберто.
Мысли жгли мозг Лебедева. Надо найти сейчас же решение. Надо помешать Умберто.
Сверкающий диск выплыл из-за горизонта. Умберто взглянул вперед и повернул рычажок. На белом циферблате выпукло вычертилось слово «
* * *
Андрейко, проснулся на жесткой койке походного госпиталя. В его мозгу еще дрожали картины побега, обстрела самолета шрапнелью и не совсем удачное снижение. Безумно болела голова, и парусиновый тент госпитальной палатки казался ему расстилавшимся над ним серым предутренним небом. В этом небе нет просвета. Оно безнадежно и уныло. Но что это? Как-будто на небе вспыхнули две звездочки. Они быстро летят, спускаются прямо…
Над головой Андрейко наклонилась сестра в белой повязке. Глаза ее блестели. Это были те звездочки, которые увидал Андрейко. Он узнал милые, знакомые черты. Простонал:
— Катюша, это ты?..
У кровати стояла сестра милосердия Катя Голованова.
* * *
Опять наступила передышка в борьбе труда с капиталом.
«Истребитель 17-У» и его изобретатель стояли перед пролетарским судом.
Просьба Умберто о помиловании была уважена. Он писал, что заблуждался и хочет теперь своими знаниями содействовать торжеству Республики труда, охраняемой «Истребителем» от дальнейших покушений на него.
В лаборатории академии встретились Бутягин, Груздев и Умберто. Разговор коснулся книжки с таинственными формулами.
— Меня поразили в ваших записях необычные валентности химических элементов, — сказал Бутягин. — Они во многих случаях ниже общепринятых. Правда, я припоминал, что некоторые элементы, например — углерод, иногда способны образовывать соединения низшей валентности, которые обычно крайне ядовиты. Но всё-таки я ничего не понял.
Умберто потряс головой:
— Я добился образования соединений с ненормальной валентностью элементов помощью тех же самых вибраций, которые применяли вы…
— Так в чем же дело?
— Я применил вибрации другой частоты. Я обозначил их буквой «Z».
Бутягин подумал и махнул рукой.
— Об этом надо будет еще подумать. Только знаете что, — сейчас я рад за себя. Вибрации вибрациями, а вот наши пошли на помощь земледелию и мы видим пользу от наших трудов. И сознание этого — очень большая радость. Так, что ли?
Он протянул руку Груздеву. Тот пожал ее. Умберто мог только сказать:
— Я даже не смею завидовать вашей радости. Я глупо заблуждался.
— Ошибки никогда не поздно исправить, — внезапно пробасил кто-то.
Все обернулись. В дверях стоял улыбающийся и жизнерадостный Лебедев.