Он совершил поступок, неслыханный не только для сотрудника СМЕРШа, но и для сотрудника
любого государственного учреждения. Несомненно, об этом станет известно. Неповиновение, отказ от выполнения своих обязанностей – какими будут
последствия? В лучшем случае – суровое предупреждение со стороны самого генерала Г. и выговор с занесением в личное дело. А в худшем? Кронстейн
не мог себе этого даже вообразить. Каким бы ни был исход, наслаждение от победы исчезло, осталась одна горечь.
Но, к счастью, игра подошла к концу. Когда на его часах оставалось всего пять секунд, Макаров поднял глаза от доски и наклонил голову,
официально признавая свое поражение. Раздался звонок арбитра, и зал разразился громом аплодисментов.
Кронстейн встал, поклонился сопернику, судьям, самый низкий поклон – зрителям. Затем в сопровождении человека в штатском нырнул под канаты и
начал проталкиваться, грубо и бесцеремонно, к выходу.
У шахматного зала на Пушкинской улице стоял с включенным двигателем черный автомобиль «ЗИС» без номеров. Кронстейн опустился на заднее сиденье,
мужчина в штатском поспешно вскочил в машину рядом с водителем, дверцы захлопнулись, и машина сорвалась с места.
Кронстейн знал, что бессмысленно извиняться перед офицером в штатском. К тому же это было бы нарушением дисциплины. В конце концов, он,
Кронстейн, занимает пост начальника отдела планирования операций в СМЕРШе, имеет звание полковника. Он важен для организации, его мозг для
СМЕРШа ценнее алмазов. Может быть, ему удастся объяснить правильность сделанного им шага. Взгляд Кронстейна рассеянно скользил по улицам с
мостовыми, уже мокрыми после того, как здесь прошли ночные поливальные машины. Кронстейн сконцентрировал все свои незаурядные умственные
способности в поисках выхода из положения. Машина сделала круг по огромной площади, проехала по Сретенке и остановилась у входа.
Сопровождающий подвел Кронстейна к адъютанту генерала Г., которому вручил также и небольшую записку. Адъютант бегло прочитал ее, затем
вопросительно и удивленно посмотрел на Кронстейна и, пожав плечами, снял трубку телефона.
Затем уже адъютант проводил Кронстейна к генералу Г., где вручил хозяину кабинета эту же записку. Тот прочитал ее, поднял холодный взгляд на
Кронстейна и смотрел на него до тех пор, пока адъютант не вышел и не закрыл за собой дверь.
– Ну так что, товарищ? – произнес генерал Г. мягким голосом, обращаясь к Кронстейну, сидящему напротив полковника Клебб.
Самообладание уже вернулось к Кронстейну. Он нашел тактику защиты и знал, что генерал Г. будет вынужден признать его правоту.
– Для московской общественности, товарищ генерал, – начал он спокойно и уверенно, – я – профессиональный шахматист. Сегодня вечером я завоевал
звание чемпиона Москвы третий год подряд. Если бы до конца игры оставалось три минуты и мне сообщили, что у входа в зал убивают мою жену, я даже
пальцем не шевельнул бы ради ее спасения. Мои болельщики знают это. Признай я после того, как мне передали конверт, поражение в явно выигранной
партии сегодня вечером, на глазах у пяти тысяч зрителей, все сидящие в зале сразу поняли бы, что я сделал это, повинуясь какому то приказу
вашего департамента. По всей столице пошли бы слухи, которые положили бы конец моей карьере в СМЕРШе. В интересах безопасности государства я
подождал три минуты, прежде чем исполнить приказ. Но даже сейчас мой поспешный отъезд вызовет недоумение. Мне придется положить одного из своих
детей в больницу хотя бы на неделю, чтобы объяснить такую внезапную спешку. Я извиняюсь за задержку при выполнении полученного мной приказа. Мне
было нелегко принять такое решение.