— Если я попытаюсь убежать от тебя, земля подпрыгнет и стукнет меня по лбу. — Две слезы покатились по ее щекам. — Я даже ходить нормально не могу. Как ты.
Талат уронил голову и начал щипать траву — без особого аппетита, просто чтобы изобразить занятость, не выпуская гостью из виду.
Аэрин вернулась на следующий день. И на следующий. Физическая нагрузка и свежий воздух, а может, и то и другое, пошли ей на пользу. В глазах начало слегка проясняться. А на пастбище у Талата, куда никто не ходил, было тихо и спокойно, и она все более и более неохотно возвращалась в гудящий как пчелиный улей замок. Затем ее посетила мысль о королевской библиотеке. Это тоже было такое место, куда Галанна в жизни не сунется.
Первый раз Аэрин отправилась туда, просто чтобы сбежать из собственных покоев, которые уже начали ей казаться не больше обувной коробки, и повинуясь тому же чувству невнятного беспокойства, что вдохновило ее навестить Талата. Она бесцельно провела пальцами по корешкам выстроившихся на полках книг и вытащила одну с необычно выделанным переплетом. Еще более бесцельно она открыла ее и обнаружила, что ее измученный затуманенный взгляд прекрасно фокусируется на печатной странице, если держать ее не слишком далеко от носа, и что она может читать. На следующий день книжка отправилась вместе с ней к Талату на пастбище.
Нет, он не встретил ее приветственным ржанием, но большую часть времени провел на нетопком берегу пруда, где она сидела, прислонившись к удобной выемке в стволе дерева, и читала.
— Забавно, — сказала она, жуя травинку, — казалось бы, если я не могу ходить, то и читать не могу. Казалось бы, глаза так же трудно собрать в кучу, как ноги.
Она наклонилась в сторону и положила овсяный батончик на землю так далеко от себя, как смогла дотянуться, и снова села прямо, глядя строго перед собой. Задумчиво поправила большую книгу у себя на коленях и добавила:
— Даже таскать ее с собой полезно. Она как бы добавляет мне веса, и я меньше шатаюсь.
Она слышала глухой стук его копыт: топ-топ-топ-шарк.
— Может, для ходьбы надо сосредоточить мышцы, как глаза при чтении?
Стук копыт замер.
— Эх, если бы кто-нибудь подсказал мне, как это сделать…
Овсяный батончик исчез.
4
Тека раскусила ее очень скоро. Она не спускала глаз со своей непредсказуемой сол с тех пор, как та впервые выползла из постели после истории с саркой. Обнаружив подопечную под деревом в загоне у злобного боевого коня, она пришла в ужас. Но здравого смысла у Теки было куда больше, чем полагала Аэрин («Прекрати кудахтать надо мной, Тека! Оставь меня в покое, говорю тебе!»). Нянька с замиранием сердца осознала, что Талат не возражает против вторжения. Она видела, как он съел первый овсяный батончик, и когда они впоследствии начали исчезать из миски на подоконнике спальни Аэрин с неприличной быстротой, Тека только вздохнула и начала поставлять их в б
«С крайним тщанием собирал я сведения и, думаю, не погрешу против истины, сказав, что древние великие и мелкие, подлые твари наших дней суть одно племя. Стало быть, коли желаешь набраться мастерства для победы над великим, надлежит тебе выгнать елико возможно больше мелких из их зловонных гнезд и посмотреть, как они будут драться».
Далее автор описывал, как он собирал сведения, неустанно комментируя старые истории по части средств и методов изведения драконов. Хотя, подумалось Аэрин, если автор прав, то рассказчики, от которых он услышал истории, вполне могли приписывать древним великим драконам манеры нынешних. Но она продолжала читать.
У драконов короткие толстые ноги и массивные тела. Они не особенно быстро бегают на большие расстояния, но крайне проворны и с легкостью балансируют на одной ноге, чтобы драться остальными тремя, а также зазубренным хвостом. Шея у них длинная и гибкая, поэтому дракон может поливать пламенем вкруговую, и они часто скребут крыльями по земле, забрасывая землей и еще больше сбивая с толку противника. Или жертву.
«В наши дни принято охотиться на дракона с помощью стрел и метательных копий. Но коли снова явится один из великих, орудия сии не помогут. По мере умаления размера слабеет и броня. Умело брошенное копье способно пронзить мелкого дракона, куда бы ни попало. У великих же только два уязвимых места, на кои можно рассчитывать: у основания челюсти, где узкая голова переходит в длинную шею, и под лопаткой, откуда растут крылья. Драконы, как я уже говорил, проворны. Не стоит лелеять надежды, что у великого достанет глупости опустить голову или крылья, превратившись в легкую мишень. Только подлинный герой может убить Великого Дракона. Тот, чье мастерство и отвага позволят подобраться достаточно близко, чтобы нанести роковой удар.
К счастью всех, кто ходит по земле, великие размножаются очень редко, а человечество породило достаточно героев, чтобы уничтожить большинство из них. Но пишущий строки сии горячо верит, что по крайности еще одному герою придется встать за своих людей, дабы сразиться с последним из великих.
Сколько же их оных великих есть — один, может, два? Может, однако, три или четыре — мне неведомо. Но об одном из великих надлежит сказать особо. Гортольд, убивший Кренденора и Разимтета, вышел и против Маура, Черного Дракона, и его он не убил. Гортольд, смертельно раненный, собрав последние силы, рек, что дракон умрет от ран, так же как он сам. Но достоверно об этом неизвестно. Известно лишь, что Маур исчез. Ни один человек не видел его, а если кто и видел, то не смог о том поведать — с тех пор и до сего дня».