Винсент бросил взгляд на часы и решительно затушил свою сигару.
— Извините, господа, но мне пора. Его партнер поддержал коллегу.
— Да, мне кажется, вас лучше оставить вдвоем. Наедине с воспоминаниями. Мы еще заглянем в бюро, но все заседания перенесены на следующую неделю, так что до понедельника вы совершенно свободны, дорогая. Мистер Мэн, я очень рад был с вами познакомиться.
В его голосе слышался легкий шотландский акцент. Бертон Селвик произнес с легкой улыбкой:
— Что же касается меня, то я боюсь, что мой сегодняшний день подходит к концу. Что поделаешь, в пятьдесят лет быстро устаешь, а если к тому же побаливает желудок, то лучше всего поспешить к грелке и домашним туфлям.
Рондина с участием посмотрела на него.
— Вы плохо себя чувствуете?
— Что вы, пустяки, как обычно! Я просто немного перетрудился сегодня. Постоянные заботы, бессонные ночи и слишком большая ответственность, дорогая. Я рад, что меня скоро заменят.
— Может быть, вызвать врача? Старик с улыбкой отмахнулся.
— Он не скажет ничего нового. Возраст, дорогая. Но не беспокойтесь, несколько таблеток, два-три сеанса массажа — и я опять буду готов к драке.
Мы пожали друг другу руки на прощание.
— Рад был познакомиться!
Я проводил обоих взглядом и повернулся к Рондине. Молча вынул сигарету из ее золотого портсигара, вложил ей в рот и чиркнул зажигалкой, как обычно делал это раньше.
— Тайгер, — нежно прошептала она.
— Да, дорогая, — так же нежно ответил я ей и прищурился, — Я должен сообщить тебе, что песенка твоя спета — я убью тебя! Это единственное желание, какое я испытываю, глядя на тебя! Я убью тебя так же, как и ты в свое время проделала это.
Она выдохнула облачко дыма мне в лицо и твердо, бесстрастно взглянула мне в глаза. Страх всегда был ей чужд. Она могла быть суровой или нежной, но никогда не бывала слабой.
— Я всегда задавала себе этот вопрос, Тайгер. Когда наступит мой черед?
— И вот он наступил, дорогая.
— Я знаю. Можно мне объяснить тебе кое-что?
— Нет.
— Хорошо! Как ты собираешься убить меня?
— Еще не знаю, — ответил я. — Вероятно, застрелю.
— Почему?
Я улыбнулся ей в предвкушении того момента, о котором мечтал вот уже двадцать лет.
Рондина слегка побледнела и облизнула губы. Впервые я видел, как она волнуется.
— Когда?
— Скоро. Я мог бы убить тебя хоть сейчас, прямо здесь, но сначала мне хотелось бы узнать, в какую игру ты играешь в этот раз, и почему... А после этого, моя прекрасная убийца!.. Я выстрелю тебе прямо в сердце.
— Тайгер!..
— Брось этот свой тон, — он мне слишком хорошо знаком и на этот раз я не попадусь на приманку. Перед тобой сидит старый солдат, прошедший огонь, воду и медные трубы. Во второй раз у тебя ничего не получится. Твоя песенка спета, дорогая. С этой минуты можешь считать себя уже вычеркнутой из списков секретных агентов.
Я встал, отодвинул кресло и негромко, торжествующе рассмеялся, глядя на Рондину сверху вниз. Неожиданно в ее взгляде появилось какое-то странное выражение, исчезло на мгновение и появилось вновь.
— Ты была прекрасной любовницей, — сказал я ласково. — Помнишь то бомбоубежище?
Ее глаза превратились в две узкие пулеметные амбразуры, готовые сразить на месте раскаленным свинцом.
— Помнишь ту дождливую ночь, когда я солгал французам, спасая тебя?
Она так стиснула кулачки, что побелели костяшки пальцев.
— Они бы голыми руками растерзали меня, если бы узнали, что я покрываю тебя, Рондина, Но мы любили друг друга, ты — немецкая шпионка, и я — американский разведчик. И вскоре ты доказала, какой верной была твоя любовь, Через двадцать минут после того как мы легли в постель, ты дважды выстрелила в меня в упор.