— Женька, когда ты так говоришь, мне тебя убить хочется.
— Станешь Высшим — будешь иметь полное право. Но тогда у тебя наверняка пропадет это желание.
Тим отвернулся к окну и отмотал немного назад кассету, оставшуюся в магнитофоне. Включил.
Плачь, слышишь — Небо зовет нас, так плачь,
С гулом рушатся времени своды,
От свободы неистовой плачь,
Беспредельной и страшной свободы!
Плачь, мы уходим навеки, так плачь,
Сквозь миры, что распались как клети
Эти реки сияния! Плачь!
Ничего нет прекраснее Смерти![2]
— разнеслось по комнате.
Тим открыл окно. В лицо ему ударил холодный ветер.
— Первый этаж, — прокомментировал Женька.
Тим повернулся к нему.
— Слушай, Жень, у меня к тебе просьба.
— Да?
— Обещай, что выполнишь.
— Скажи сначала.
— Останови мне сердце.
— Высшему? Никогда!
— Я не хочу быть Высшим.
— Тебя не спрашивают. Эй, полиция, окно закройте. Вы мне Высшего простудите. Он еще не научился изничтожать в своем организме непрошеные бактерии. Не хватало еще потерять такое сокровище из-за осеннего сквозняка! Высшие — они товар штучный.
Окно закрыли, и Тим был выгнан на середину комнаты. Юра на своем диване вздрогнул и закашлялся, у него началась агония.
— А мне говорили, что это совсем безболезненная смерть, — прошептал Тим.
— Обычно человек захлебывается рвотными массами, — заметил Женя.
Он взглянул на умирающего, и тот затих.
— Остановка сердца, да? — спросил Тим.
— Да. Мне сделать то же самое для Лео?
Тим кивнул.
Иной перевел взгляд на кровать, и рука Лео бессильно упала.
— И я пошел отсюда!
— Ты арестован, — спокойно заявил Женя.
— До Единого Института Генетики, да?
— Совершенно верно. Поль, — обратился Женя к другому Иному. — Одолжи мне полицейских, а сам приберись здесь.
Поль кивнул.
— Для меня вслух говорил? — спросил Тим, когда они спустились с крыльца.
— Для тебя.
Вслед им из покинутого дома поплыл мутный серый дымок, и Тим почувствовал слабый запах тления.