Босх не мог рассмотреть, есть ли на нем изображение черепа с костями.
– Скейтборда здесь толком не разглядишь, – сказал он.
– Одежда – майка.
Босх посмотрел на нее. Эдгар был прав. Мальчик на фотографии был одет в серую майку с отпечатанной надписью «Твердый прибой» на груди. Он показал фотографию Шейле.
– Это ваш брат, так ведь?
Она наклонилась, чтобы разглядеть.
– Да, определенно.
– Не помните, была эта майка в числе вещей, которых ваш отец не обнаружил?
Делакруа покачала головой:
– Помню только, что Артур ее очень любил.
Босх кивнул и отдал фотографию Эдгару. Она не служила убедительным подтверждением, какое детективы могли получить от рентгеновских снимков и сравнения костей, но представляла собой дополнительную примету. У Босха все больше крепла уверенность, что вскоре они опознают останки. Эдгар положил фотографию в небольшую стопку снимков, которые хотел взять у Шейлы.
Босх взглянул на часы и обратился к хозяйке:
– А что ваша мать?
– Когда это случилось, ее уже давно с нами не было.
– Она умерла?
– Бросила нас, как только дела пошли скверно. Видите ли, Артур был трудным ребенком. С самого начала. Требовал много внимания, все хлопоты доставались ей. Вскоре она не смогла этого выносить. Пошла однажды вечером в аптеку за каким-то лекарством и не вернулась. Мы нашли у себя под подушками маленькие записки от нее.
Босх опустил голову. Трудно было слушать эту историю и смотреть на Шейлу Делакруа.
– Сколько лет вам тогда было? И вашему брату?
– Мне шесть, значит, Арти два.
– Вы сохранили свою записку?
– Нет. Мне не нужно было напоминание о том, как она якобы любила нас, однако не настолько, чтобы оставаться с нами.
– А Артур? Он свою оставил?
– Ему было всего два года, поэтому записку хранил для него отец. Отдал сыну, когда тот стал постарше. Может, Артур и берег ее. Он ведь, собственно, не знал матери и всегда очень интересовался, какой она была. Засыпал меня вопросами о ней. Фотографий ее не было. Отец уничтожил их, чтобы не оставалось никаких напоминаний.
– Она жива?
– Не имею ни малейшего представления. И честно говоря, мне безразлично, жива она или нет.
– Как ее звали?
– Кристин Дорсетт-Делакруа. Дорсетт – ее девичья фамилия.
– Знаете вы дату ее рождения или номер социальной страховки?
Шейла покачала головой.
– Ваше свидетельство о рождении у вас далеко?
– Где-то в бумагах. Поискать?
Она стала подниматься.
– Нет, подождите, заняться этим можно в конце. Мне хотелось бы продолжить разговор. После ухода матери отец больше не женился?
– Нет. Теперь он живет один.
– Была у него любовница, какая-нибудь женщина, которая могла оставаться в доме?
Шейла посмотрела на него почти безжизненным взглядом.
– Нет, – ответила она. – Никогда.
– В какой школе учился ваш брат?
– Последнее время в «Братьях».
Босх записал название школы и вывел под ним большую букву «Б». Обвел ее чертой, думая о рюкзаке. Шейла продолжала:
– Это частная школа для неблагополучных детей. Отец платил за его обучение. Она находится рядом с Креснт-Хайтс, неподалеку от Пико.
– Почему он учился там и считался неблагополучным?
– Потому что его исключали из других школ, главным образом за драки.
– Драки? – переспросил Эдгар.
– Да.
Эдгар взял верхнюю фотографию из своей стопки, пристально посмотрел на нее.
– Мальчик выглядит совершенным заморышем. Он сам их затевал?
– Большей частью. Артур был неуживчивым. Ему хотелось только кататься на своем скейтборде. Думаю, по сегодняшним меркам ему поставили бы диагноз «синдром дефицита внимания» или что-то в этом роде. Он постоянно хотел находиться в одиночестве.
– Получал он повреждения в тех драках? – спросил Босх.
– Иногда. В основном синяки.