Они уложили коробки в багажник и поехали в центр, где замначальника управления Ирвин Ирвинг созывал собрание.
У сидевшего за рулем Босха было смутно на душе. Он беспокоился, что самоубийство Трента – теперь у него не оставалось никаких сомнений, что Трент покончил с собой, – замедлило расследование смерти мальчика. Босх полдня рылся в вещах Трента, ему хотелось окончательно установить личность жертвы, проверить версию, полученную в записи сообщения по телефону.
– Гарри, что с тобой? – спросил его Эдгар.
– Ты о чем?
– Да замкнутый ты какой-то. Наверное, у тебя от природы такой характер, но обычно это не заметно.
Эдгар улыбнулся, но ответной улыбки не получил.
– Я просто задумался о нашей работе. Этот человек не повесился бы, если бы мы повели дело по-другому.
– Брось ты, Гарри. Хочешь сказать – если бы не поехали к нему? Обойтись без этого было нельзя. Мы делали свою работу, дела шли своим чередом. Если кто виноват, так это Торнтон, и он получит по заслугам. А вообще, по моему мнению, мир лучше без таких, как Трент. Моя совесть чиста, приятель. Кристально чиста.
– Хорошо тебе.
Босх задумался о своем решении предоставить Эдгару выходной в воскресенье. Если бы не это, возможно, Эдгар занимался бы компьютерной проверкой фамилий. Киз Райдер не села бы за компьютер, и Торнтон не узнал бы о судимости Трента.
Он вздохнул. Все как будто шло по теории домино. Если – тогда, если – тогда, если – тогда…
– Что говорит твое чутье об этом человеке? – спросил он Эдгара.
– Имеешь в виду, не он ли убил мальчика на холме?
Босх кивнул.
– Не знаю, – промолвил Эдгар. – Посмотрим, что скажут в лаборатории о грязи на башмаках и что сообщит сестра о скейтборде. Если только это сестра и мы установили его личность.
Босх промолчал. Но ему всегда было неприятно полагаться на лабораторные результаты, когда требовалось решать, в каком направлении вести расследование.
– А ты что думаешь, Гарри? – поинтересовался Эдгар.
Босх вспомнил фотографии детей, о которых Трент, как полагал, заботился. Его акт раскаяния. Его попытка искупления.
– Похоже, мы не тем занимаемся, – произнес он. – Трент не убийца.
20
Замначальника управления Ирвин Ирвинг восседал за своим столом в просторном кабинете на шестом этаже Паркер-центра. Напротив него расположились лейтенант Грейс Биллетс, Босх с Эдгаром и сотрудник пресс-службы Серджо Медина. Адъютант Ирвинга, лейтенант Саймонтон, стояла в открытой двери кабинета на тот случай, если она потребуется.
Стол Ирвинга покрывало стекло. На нем не было ничего, кроме двух листов бумаги с печатным текстом. Босх, сидя напротив стола по левую руку, не мог разобрать ни строчки.
– Итак, – начал Ирвинг. – Что нам достоверно известно о Николасе Тренте? Мы знаем, что он был педофилом и сидел в тюрьме за попытку совращения малолетнего. Трент жил почти рядом с захоронением убитого ребенка. Он совершил самоубийство в тот вечер, когда детективы задавали ему вопросы относительно первых двух пунктов.
Ирвинг взял один из лежавших на столе листов, стая молча читать, а потом продолжил:
– Это пресс-релиз, где констатируются три упомянутых факта, и далее говорится: «Николас Трент является объектом проводимого расследования. Повинен ли он в смерти жертвы, захоронение которой обнаружено неподалеку от его дома, будет установлено посредством лабораторных анализов и последующих следственных действий».
Он снова уставился в текст и в конце концов отложил лист.
– Коротко и ясно. Но этого маловато, чтобы удовлетворить интерес средств массовой информации к данному делу или помочь нам избавить управление от очередного скандала.
Босх откашлялся.