Девчонка якобы жила с родителями в Твери, собиралась поступать в медицинский техникум, в мае вместе с подругой они зашли в одно питейное заведение с танцами, к их столику подвалили два парня из Москвы, заказали бутылку шампанского и выпили за теплые отношения. А дальше провал памяти, калейдоскоп коротких воспоминаний. Какой-то автомобиль, ночная дорога… Она очнулась на этой вот хате без вещей, без денег, без паспорта. На утро ей выдали под расписку прозрачные трусы, чулки, туфли на шпильке и красный пеньюар, униформу в которой положено встречать гостей. Вечером привели первого клиента, пьяного мужика, который остервенело тискал ее, а потом бросил на пол, улегся сверху. Неожиданно как-то обмяк, разбросав руки по сторонам, захрапел.
Девушка, чувствуя, что задыхается, осмелилась подать голос: «Снимите его с меня. Он уснул». Только через четверть часа явился охранник, за ноги стащил с нее сонного мужика. Клиент, продрав глаза, вышел из комнаты. Но вскоре вернулся, за полчаса отсутствия он успел принять холодный душ, выпить кофе и слегка протрезвел. Все пошло по новой. Девица снова оказалась на полу, со второй попытки мужик лишил ее девственности и сказал: «Если бы я знал, что ты целка… Не стал бы пачкаться. Набирают вас, сук, не поймешь откуда». Он плюнул на ковер, оделся и ушел. Через полчаса в комнате появился еще один экземпляр, немолодой кавказец, его спина и грудь заросли седой шерстью. Он сел на кровать, расставил ноги и приказал: «Ну, что смотришь? Приступай потихоньку».
Так началась карьера ночной бабочки.
– Хочешь домой? – спросил Элвис, не поверив ни одному слову.
– Не хочу, – ответила девчонка. – Чего я там не видела?
– Значит, нравится подстилкой работать? – Элвис поставил на грудь пепельницу, раздавил окурок и прикурил новую сигарету. – Хочешь уйти отсюда? Или будешь ноги раздвигать, пока весь набор профессиональных болезней не получишь?
– Куда уходить, к трем вокзалам? – девчонка не обиделась, видимо, за время пребывания в «Орхидее»окончательно разучилась обижаться. – В этом городе я никого не знаю. И кто меня отпустит? У меня нет вещей. Ни одной тряпки кроме чулок и пеньюара. Может, поспим? Уже три часа ночи. Даже половина четвертого.
– Три ночи – мое любимое время, – ответил Элвис. – Раньше пяти утра не засыпаю. А родители тебя не ждут?
– Меня никто не ждет. И кому я нужна после этого? Я живу в рабочем поселке недалеко от Твери. Там ничего от людей не скроешь. Вернуться, чтобы на меня все пальцем показывали? Спасибо, не надо.
Пару минут молчали. Элвис смолил сигарету и смотрел в потолок пустыми глазами.
– Можешь у меня немного пожить, – сказал он. – Пока не найдешь нормальную работу. Сколько ты тут зарабатываешь?
– Живых денег я еще не видела. Говорят, что выдадут в сентябре. Высчитают за двухразовое питание, за красный пеньюар, за туфли на шпильке. За то, за се… Не хочу об этом. А что у тебя на плече за татуировка? Красивая.
Не ответив, Элвис поднялся, натянул штаны и вышел из комнаты, пообещав, что вернется с пивом. Он остановился посередине коридора, вернулся обратно и, распахнув дверь, заглянул в комнату:
– Забыл спросить: зовут-то тебя как?
– Изольда, – девушка сидела на крае кровати и курила. – Только я пиво не люблю. Возьми мне фруктовой воды. Ну, если денег не жалко.
– Я спрашиваю, как твое настоящее имя, а не бордельная кликуха.
– Лена, – девчонка положила в пепельницу окурок и плюнула на него.
***
В большой комнате скучали два охранника, рассевшись в креслах, они разложили карты на журнальном столе. Игра шла с переменным успехом. Элвис встал в дверях.
– Пиво у вас имеется? Тогда давай полдюжины. В глотке пересохло.
Один из охранников уныло побрел на кухню, к холодильнику. Элвис сел в освободившееся кресло.