Потому-то в Bloomfield Weiss и обнародовали информацию. Они хотят, чтобы все знали: эта драка между ними и нами. Облигации обязаны подняться.
– А мы не можем продолжать покупать? – спросил Дейв.
Рикарду покачал головой.
– Мы и так исчерпали свой лимит. Кое-что можно провести через Dekker Trust, но долго удерживать такую позицию мы не в состоянии. Если мы все-таки решим продолжать покупку, то должны быть уверены, что это сработает.
Джейми объяснил мне, что биржевые контролеры установили лимиты на максимальный размер любой позиции в облигациях. Dekker научился обходить эти лимиты, но сейчас Рикарду не был склонен зарываться еще дальше.
– Бессмыслица какая-то, – сказал Дейв. – Эмиссия была на четыре миллиарда долларов, а мы знаем, что три миллиарда из них находятся на тех счетах, где их никогда не станут продавать. Значит, облигаций остается на один миллиард, и большинство из них уже у нас. Откуда же Bloomfield Weiss берет те, что выбрасываются на рынок?
– Значит, продают без покрытия, – сказал Педру. – Если бы у них действительно было такое количество облигаций, я бы об этом знал.
– Берут в долг, – сказал Рикарду. – Интересно, у кого.
Воцарилось молчание. Bloomfield Weiss затопил рынок облигациями, которых не имел. Педру предположил, что облигации продаются без покрытия. Это означает продавать бумаги, заняв их у какого-нибудь доброжелательно настроенного держателя. Конечно, если такой дружественный держатель потребует свои облигации назад, Bloomfield Weiss придется выкупать их на рынке. Сейчас они играли на то, что цена будет падать, и они смогут снять хорошие пенки. А заодно, если удастся, выдавить Dekker с рынка.
На кону стояли не просто пятнадцать-двадцать миллионов долларов, хотя это и очень серьезные деньги. Ставка была куда выше: будущее Dekker Ward в Латинской Америке.
Мой мозг заработал в лихорадочном темпе. За последние несколько дней я прочитал кое-какие рыночные журналы периода 1992 года, когда Аргентина вела переговоры по плану Брейди. Я концентрировался в основном на появлении дисконтов.
– Это может быть Торговый банк США, – хрипло произнес я.
Все повернулись ко мне. Я откашлялся.
– Торговый банк США. В 1992 году ему принадлежала львиная доля аргентинских банковских долгов. Во время переговоров по плану Брейди американцы настояли, чтобы принадлежащие им долги были конвертированы в дисконты. По каким-то причинам они предпочли именно этот тип облигаций. Возможно, эти бумаги в банке и по сей день.
Все молчали. Рикарду внимательно смотрел на меня.
– Карлус! Иди-ка сюда.
Убеда оторвался от бумаг и заспешил к нам.
– Торговый банк США, если не ошибаюсь, уже давно пытается вклиниться в наш рынок. Так?
– Да. Доверия к ним, однако, нет. За прошлый год они получили только два контракта.
– Как они отнесутся к тому, чтобы стать одним из лид-менеджеров в крупнейшем контракте года?
– С восторгом и без вопросов.
– Надеюсь, что ты прав, – мрачно сказал Рикарду и снял трубку.
Я отошел, чтобы наконец сделать Шарлотте копию факса из Bloomfield Weiss. Просмотрев документ, она уверенно заявила, что это чушь собачья и что у нее есть крутой физик-ядерщик, способный это доказать. Я вернулся в центр зала. Все трейдеры притихли и напряглись, ожидая развязки. Фрюэр и Алежу звонили снова, чтобы попытаться понять, что происходит. Джейми мастерски ушел от прямых ответов. На Педру обрушивались все новые порции облигаций. Остальные старались залечь на дно и как можно меньше шевелиться.
Рикарду пришлось сделать несколько звонков. Педру пока удерживал цену на шестидесяти шести, но нас это больно било по карману.
Наконец в шесть часов Рикарду положил трубку и хлопнул в ладоши. В зале воцарилась мертвая тишина. Все телефонные разговоры оборвались разом.
– Ник прав.