Группки телефонных будок, похожих на гигантские желто-оранжевые мотоциклетные шлемы, встречались через каждую сотню метров. Большинство из них было занято девушками в шортах или бикини, смеявшихся и весело болтавших по телефону.
Те, что встретились мне вечером на Копакабане, очень напоминали проституток. Тутошние, однако, скорее напоминали весело развлекающихся старшеклассниц. В Ипанеме было солнце, море, песок – и деньги.
У дальнего конца пляжа, за коробкой одного из отелей, я вдруг увидел груду странных жилищ, маленьких коробок, прилепившихся к краю горы. Казалось, они в любую минуту могут рухнуть вниз, в море. Домишки теснились, налезали друг на друга – ни одной прямой линии, ни одного завершенного строения. Favela.
– Диковато смотрится, – сказал я. – Блеск и нищета. Глаз режет.
– Режет, – эхом откликнулась Изабель.
Мы свернули с главной дороги и вскоре остановились у металлических ворот, снабженных небольшой видеокамерой и электронным замком. За ними высилась стена кондоминиума. Ворота, зажужжав, открылись, и наше такси подъехало прямо к входным дверям из темного стекла.
Мы вошли в прохладный холл. Швейцар, увидев Изабель, расплылся в улыбке. Мальчишка-лифтер пропустил нас в украшенную деревянными панелями кабину, и лифт двинулся вверх, остановившись на пятнадцатом этаже. Мы вышли в коридор.
– Изабель! – радостно произнес глубокий голос. Высокий, слегка сутулящийся мужчина в очках раскрыл дочери объятия.
– Papai! – воскликнула она и бросилась ему на шею.
У него был такой же, как у дочери, римский аристократический нос. Отец Изабель взглянул на меня поверх очков и протянул руку.
– Луис. Добро пожаловать.
Мы обменялись рукопожатием. Росту, при всей своей сутулости, он был очень внушительного. Я смотрел на него снизу вверх, а ведь во мне как-никак метр девяносто. Приятное, дружелюбное лицо – в морщинках от солнца и улыбки.
– Прошу, прошу. Проходите.
Он провел нас в обширную гостиную. Низкая плетеная и деревянная мебель, большие и яркие картины на стенах. Из окон, выходивших на балкон, струился солнечный свет. Вдали, как я и ожидал, расстилалось сияющее голубизной море.
Внезапно из прихожей донеслись торопливые гулкие шаги. "Изабель!" – прокричал кто-то хрипловатым голосом, и полная негритянка в переднике поверх темного форменного платья влетела в комнату. Заграбастав мою спутницу в охапку, она, пыхтя, начала целовать ее. Изабель самозабвенно щебетала по-португальски. Тут негритянка заметила меня. Она тут же что-то шепнула Изабель, отчего та покраснела и с деланой обидой шлепнула женщину по плечу.
– Мария была моей няней, – объяснила она, – и до сих пор считает своим долгом меня воспитывать.
Я протянул руку.
– Tudo bem? – сказал я, выложив целых пятьдесят процентов своего португальского словаря. Улыбка Марии стала еще шире, и на меня обрушился поток незнакомых слов. Мое неуклюжее "Obrigado" [1] , вызвало у нее взрыв хохота.
Луиса, похоже, эта сценка развлекла.
– Хотите что-нибудь выпить? Вы уже пробовали caipirinha?
– Как вы сказали? Кайпериньо? Еще не успел.
– Тогда вы просто обязаны это сделать, и сейчас же. – Он что-то сказал второй служанке, стоявшей у двери, и та исчезла.
Луис пригласил нас на балкон. Хотя стол и стулья были в тени, но сияние полуденного солнца, отражавшееся от соседних зданий с белой облицовкой, слепило глаза. За силуэтами жилых кварталов виднелся залив поразительной синевы с разбросанными там и сям зелеными островками. Яркие тропические растения в кадках оплетали террасу, буйно лиловели цветы бугенвилии. Вместе с бризом до нас долетали далекое урчание машин, шум моря и отзвуки голосов. Прямо под нами, на огороженной территории, была пара теннисных кортов и плавательный бассейн. Похоже на частный клуб.
Служанка внесла напитки. Caipirinha оказалась коктейлем.