Мне было жаль парня. В конце концов, он не виноват, что у него такой отец. Если все пойдет как надо, он скоро окажется дома.
Роналду курил одну сигарету за другой, а пару раз, стрельнув сигареты у напарника, закурил и Нельсун.
– Не знал, что ты куришь, – удивился я.
– А я и не курю.
Франсиску был уже в паре километров отсюда. Корделия еще не сказала, где ему нужно остановиться. Связь была постоянной. Нельсун достал бинокль.
Через пять минут к бензоколонке подъехал синий автомобиль и остановился. Рабочий-заправщик тут же испарился. Из машины никто не выходил, но я видел, что в ней сидит только один человек. Мы выждали десять минут, чтобы убедиться, что никто не последовал за Франсиску. Ну, тронулись.
Араган то смотрел на часы, то начинал нервно озираться. Заметил.
Мы с Нельсуном вышли из машины, то же самое сделал Франсиску. Ему было явно жарко: крупные капли пота стекали по его лысине, придавая ей неопрятный засаленный вид. Он никогда прежде не видел Нельсуна, но меня узнал сразу и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и промолчал. Он все еще не знал, какой информацией располагаем мы.
– Спасибо, что приехали, – я ласково улыбнулся. – Не возражаете, если мы обыщем вас и ваш автомобиль?
– Это произвол, – успел выкрикнуть толстяк, но Нельсун уже прижал его к капоту и не торопясь, обстоятельно стал прощупывать одежду. Араган дернулся пару раз, но, осознав безнадежность своих действий, быстро угомонился. Я осмотрел машину. В бардачке лежал пистолет, я вручил его Роналду.
– Где мой сын?
Нельсун приглашающим жестом открыл багажник. Франсиску-младший дергался и мычал, но, увидев отца, умолк.
– Отпустите его немедленно!
– Отпустим, – пообещал я. – Всему свое время. Сначала мы кое-куда съездим. На вашей машине.
Мы с Франсиску загрузились на заднее сиденье. Нельсун вручил заправщику деньги – очевидно, премия в придачу к тому, что тот уже получил раньше, – и сел за руль. Роналду, Эуклидис и, конечно же, наш трофей, по-прежнему лежавший в багажнике, ехали следом.
Рубашка Арагана насквозь промокла от пота. Стиснув зубы, он мрачно наблюдал за маршрутом.
Чем выше мы забирались в гору, тем серее становилось небо. Солнце исчезло. Мы ехали по верхнему краю широкой долины, вдоль которой текла бурная река. По обе стороны долины земля была возделана, и каждые несколько километров нам попадалась очередная небольшая деревушка. Ближе к вершинам холмов травянистый покров сменился плотной стеной деревьев. Мне вспомнилась ночь, когда я плутал в темноте Тижуки.
Вот и Сан-Хозе. За фермами Нельсун заглушил двигатель. В четверти мили от нас стоял заброшенный домик. Еще выше были уже только деревья и скалы, а долина сливалась с горным склоном.
Я открыл дверцу машины и жестом велел нашему невольному пассажиру выйти.
Здесь было прохладно. Трава и грунтовая дорога блестели от росы. Под небольшим мостом мутный ручей торопливо сбегал к Атлантическому океану. Тишину нарушало лишь далекое урчание трактора, плеск воды и блеяние овец. Все будто вымерло. Две большие, похожие на ворон, птицы кружились над белым домиком.
– В том доме, вон там, сидит похищенная Изабель Перейра, – сказал я. – Вы должны ее освободить.
Франсиску запротестовал.
– Я уже сказал, что не имею никакого отношения к ее похищению! Я не могу освободить ее. Верните моего сына. Немедленно!
– Нет, дорогой мой, – мне все труднее удавалось сохранять спокойствие. – Сейчас ты пойдешь к этому дому и объяснишь людям в нем, что им нужно отпустить пленницу. Твой сын у нас. Как только Изабель начнет спускаться к нам, мы пошлем твоего сына наверх. Даю слово, полиция ничего не узнает. Тебе и всем тем, кто сейчас находится наверху, не причинят никакого вреда.