Свеколт вздохнула.
У Глеба удивительным образом получалось быстро успокоить её всего лишь парой слов, и тот часто пользовался собственным странным умением. Казалось, он учился у какого-то дьявола.
На самом деле – это всего лишь наследие Тантала, который никогда не позволял себе просто так отпускать жертву.
- Итак, победителей в этом году трое, - довольно подытожила Чума. – В прошлом году выиграло сколько?
- Двое, если я не ошибаюсь, - пожал плечами Глеб.
- И в этом году должно было двое, но вы решили не идти на такие жертвы, - рассмеялась наконец-то она.
Чума становилась всё более и более уродливой с каждым словом, но, тем не менее, никто не стал бы перечить ей.
Это было правильно – позволить ей делать то, что только она пожелает, и, возможно, нет никакого смысла придумывать иные пояснения.
Всё будет идеально.
Замечательно.
Всё вокруг затопило странной волной равнодушия, холода и спокойствия – а после мысли вновь вернулись на свои места, и Чума посмотрела на подчинённых с таким же равнодушием, как и прежде.
- Мне не нравится, что твои силы в последнее время практически не подчиняются тебе, - обратилась она к Глебу.
- Я себя идеально контролирую, - отрицательно покачал головой он, словно демонстрируя неуважение по отношению к Чуме.
Та нахмурилась.
- Не верю.
- Я себя идеально контролирую, - повторил Бейбарсов всё ту же фразу, а его глаза вновь налились слишком чёрным цветом.
Она отпрянула и ещё больше помрачнела, хотя трудно было разобрать хоть какие-то эмоции на мёртвом лице.
Чума вообще не была никогда особо открытой женщиной, а теперь, когда прошло столько веков, это шло даже на пользу.
- Удивительно, что ты всё ещё выполняешь то, что я прошу, - наконец-то протянула она. – Или приказываю.
- А зачем отказывать?
Бейбарсов не изображал совершенно никакого недоумения, да и вообще, Ленке показалось, что ему всё ещё наплевать на то, что говорит Чума. Сама девушка не решилась бы перечить настолько откровенно, но это было личное дело Глеба – пусть творит, что хочет.
- Вы свободны, Елена, - наконец-то своим вечно хриплым и полумёртвым голосом вымолвила Чума. – Глеб, останься.
Бейбарсов никуда не ушёл.
Он смотрел на старуху, словно ожидая от неё чего-то, и склонил голову набок с потрясающим равнодушием, будто б то, что он злил Чуму, приносило ему лишнюю долю хорошего настроения.
- Девчонка, - наконец-то выдохнула она.
- Я не буду её убивать, - отрицательно покачал головой Бейбарсов. – Пусть живёт. Она выиграла.
- Она уникальна.
- И что с того? – Глеб удивлённо изогнул бровь. – Я не собираюсь её убивать, она мне вообще неинтересна.
- Да неужели?
Чума рассмеялась, но Глеб упрямо проигнорировал её, словно то, что женщина могла сказать, осталось для него абсолютно неважным.
Зачем вообще что-то требовать от человека, если у него нет настроения на то, чтобы согласиться на предложение?
- Ты знаешь, что делать, - наконец-то выдохнула Чума.
Глеб кивнул. Не дожидаясь больше ничего, ни единого слова, он спокойно повернулся к ней спиной и ушёл.
Чума рассмеялась.
Скоро всё переменится.
Скоро она будет счастлива, скоро она почувствует что-то такое, что позволит ей стать счастливой.
Осталось несколько месяцев.
Максимум – год.
========== Боль тридцать первая. Церемония ==========
Елена вздохнула, останавливаясь рядом с Шурасиком и в очередной раз поправляя его воротник.
- Ты допустил огромную ошибку, - наконец-то подала голос она. – Я не понимаю, зачем ты вообще говорил о том, что мы с тобой знаем друг друга, более того, что между нами, возможно, что-то было!
Её голос казался неимоверно возмущённым, да и вообще, на самом деле Свеколт меньше всего на свете сейчас хотела бы афишировать то, что открыл на народное осуждение Шурасик.
Зачем он только делился с этими двумя остальными победительницами тем, что вообще знал?
- Они ведь будут тебя ненавидеть, - продолжала свой монолог Свеколт. – Твои руки, по их мнению, совершенно чисты, и это раздражает их. Выводит, заставляет чувствовать себя ещё большими убийцами, чем они есть на самом деле!
- Прости, - вздохнул он. – Но ведь разве они – помеха? Ты ведь рассказывала о тех планах на Гроттер… А Склепова вообще, кажется, скоро повесится. Что в этом удивительного? Она пережила столько…
- Никто не будет вешаться! – грубо оборвала его Елена. – Они тебе больше не соперницы, запомни это раз и навсегда! И не смей ни с кем делиться подобным мнением, понял? Иначе не видать тебе всего того, что я обещала, как своих ушей!
Она наконец-то успокоилась, но, тем не менее, отвернулась.
Свеколт чувствовала себя сейчас не в своей тарелке в обыкновенных брюках и наглухо застёгнутой рубашке, тогда как на Шурасика пришлось подбирать прекрасный костюм, в котором тот, впрочем, ужасно себя чувствовал.
Вся атмосфера парадности выводила из себя, но Ленка не видела другого выхода – они вынуждены поступать подобным образом.
- Ну что же, - наконец-то промолвила она. – Тебе пора. Церемония не ждёт, и вы должны быть официально оглашены. Иди.
Шурасик кивнул и направился к двери, которая должна была вывести его прямо на ту дорогу, которой он должен был направляться к сцене.
Скоро “Тибидохс” этого года окончательно будет закрыт.
Осталось ещё немного.
***
Гробыня скользнула пальцами по мягкой, приятной ткани, которая, кажется, была слишком яркого цвета.
Её наряд вообще казался достаточно откровенным, а сама Склепова чувствовала себя словно… неполноценной.
Сколько времени на неё потратили после того, как они освободились, стали победителями Тибидохса? Сколько времени приводили в порядок её волосы, которые были практически сожжены, сколько раз перекрашивали?
Склеповой не нравилось её новое красное платье. Оно было слишком настойчивым в своём напоминании о крови.
Почему мужчинам можно одеть чёрное, а ей нельзя? Она была в трауре и не желала ничего делать, но, тем не менее, закон есть закон, и он преследовал её, шагал за нею по пятам и не давал свободно вдохнуть воздух.
Чёртов закон не позволял, к тому же, совершить что-то такое, что она бы хотела сейчас сделать – и Склепова чувствовала, словно петля смыкалась у неё на шее.
От этого было так плохо, так отвратительно, что нельзя было даже спокойно жить дальше, не то что радоваться.
Гробыне казалось, что сейчас лучше всего просто повеситься и не задумываться больше ни над какой гадостью.
Она сама не ожидала от себя подобного, но, тем не менее, потянулась уже к какому-то ремню, а после посмотрела на высокие потолки.
Зацепиться не за что.
- Скоро церемония, - сообщил какой-то слуга, и она резко оглянулась, глядя на него и всё так же сжимая в руках верёвку.
Кто-то заставил слугу отстраниться, и Гробыня узнала некромага.
Тот молча отобрал у неё верёвку и посмотрел так, словно собирался прямо здесь её убить, а после направился к выходу.
- Через две минуты выход, - оглянувшись, сообщил наконец-то равнодушно Бейбарсов. – Вешаться будешь дома, поняла?
Склепова едва заметно кивнула.
- Эй! А выпить-то можно?
- После праздника.
Склепова скривилась – конечно, разве это на самом деле праздник, вот только у Бейбарсова вряд ли есть право на другое мнение.
- Неужели тебе самому хочется этим заниматься? – громко поинтересовалась она, успев схватить Бейбарсова за руку.
- Мне? – переспросил он, словно не до конца разобрав вопрос, а после весело рассмеялся. – Не особо, если честно.
- Тогда зачем это всё?
Казалось, его глаза почернели в несколько раз больше, чем прежде, а после он весело рассмеялся, склонив голову набок.
- Не тешь себя иллюзией. Ты не будешь никому нужна, - он вздохнул. – А она будет, - парень скривился, словно сказав что-то такое, что его всё больше и больше расстраивало. – И постарайся дожить до следующего года.