И такая досада вдруг взяла меня!
— И зачем только вы меня позвали?! — набросился я на старика.
— Красивая девушка, — вместо ответа сказал он.
— Еще какая красивая!
— Любишь ее. — Он не спрашивал, а словно утверждал.
— Люблю.
— Ну и люби. Только помни: пока любишь ее, она будет молодой. Такой, как сегодня.
Я и без него знал, что она всегда будет молодой. Какой же ей еще быть?
— Дай-ка закурить, — снова попросил он.
Я выдал ему сигарету и спросил:
— Так что же все-таки за аттракцион в этой избушке? И зачем две двери?
— Дверь здесь одна, парень, — ответил он. — Одна дверь. Куда вошел, оттуда и вышел.
А, действительно, дверь-то была одна. Только сейчас это до меня дошло. А внутри домика я шел по прямой, лишь огибал печь. Вот тебе на! Что же это было? Вывернутое пространство? Здесь? Но для чего? Я так и спросил:
— Для чего это?
— А чтобы посмотреть, что там будет.
— Так ведь это одно и то же место. Что же здесь смотреть?
— Место-то одно, да время разное.
— При чем тут время?
— А при том... Кому ты помогал на обрыв влезть?
— Девчушке одной. Олей зовут.
— Вот то-то и оно, что Олей... Дочь это твоя была. А девушка — твоя жена.
— Ну вот еще, — смутился я.
Он вдруг замолчал, закашлялся. А я вспомнил, что когда вышел из этой двери, то на небе была тучка, хотя и сейчас, и до этого на небе ни облачка! Да и одежда на ней, на этой девушке, была другая. И позвала она меня так, словно не сомневалась, что я пойду.
— Можно еще раз?
— Отчего же. Хоть сколько. Пять копеек только плати. А лучше дай сигарету. Только подумай, стоит ли?
— А что так?
— Да так... Заходили тут всякие...
— А вы-то сами заходите?
— Захожу, да только все в одну дверь. Выйдешь в другую, а вернешься ли? Да и на что оно мне?
«Конечно, — подумал я. — Он настолько стар, что может и не вернуться».
Но я не боялся этого. Будет ли только она здесь в это время?
— Если захочешь, конечно, будет, — сказал старик.
И я рискнул. Я отдал ему всю пачку сигарет и шагнул в дверь.
А когда вышел, то почувствовал, что за спиной ничего нет. Домика нет! Только асфальтированные дорожки, да белоснежные корпуса зданий над обрывом.
Я оглядел себя. Все на мне было другое. Да и сам я, кажется, стал чуть ниже ростом и шире в плечах. И в сердце вдруг что-то кольнуло, словно какая-то болезнь послала предупреждение.
А на обрыве стоит она. Она и еще одна девушка. Они очень похожи друг на друга, только вторая повыше ростом. И обе машут мне руками.
— Ну что ты все ходишь туда? — говорит _она_. — Ведь уже сколько лет прошло, как эту избушку снесли! А ты все ходишь.
Они очень похожи друг на друга. У обеих чуть вздернутые носы, восточный разрез глаз и черные волосы. И лет им, казалось, поровну. Их так и называют: сестры. Я сейчас это вдруг припомнил. Я все-таки что-то помню, но очень мало. В один миг пронеслись эти двадцать лет. В один миг...
— Что с тобой, папка? — спрашивает меня дочь.
— Так, Оля. Грустно. Время бежит... Только вошел в одну дверь и вышел, а прошло почти двадцать лет...
— Брось, папка. Ты еще совсем молодой.
— Правда, ты совсем не изменился, — говорит _она_. — Какой был, такой и остался. Секрет молодости, наверное, знаешь?
Я смотрю на нее. Нет! Это она совсем не изменилась. Ей так и осталось восемнадцать. Прав оказался старик. Она всегда будет молодой.
А я? Что я помню из этих двадцати лет, промелькнувших в одно мгновение? Что я знаю о _ней_? Только то, что люблю ее. Двадцать лет! Ведь я даже не знаю, какие ей нравятся цветы, запахи, книги. Я почти ничего о ней не знаю. Кроме одного: я люблю ее.
Они берут меня под руки, и мы идем по чистеньким асфальтированным дорожкам Лагерного сада, мимо киосков и каруселей, мимо аттракционов и клумб. Лагерный сад уже не тот.