— На вахте?
Узнали голос — и едва ли не хором:
— Первый пилот-стажер курсант Алексей Медведев!
— Второй пилот-стажер курсант Олег Казаков!
Постарался придать голосу твердость и строгость:
— Первому доложить параметры орбитального хода.
Было видно, как стажеры ищут на сфероэкране и обшаривают глазами подвижные строчки цифро-буквенных формуляров полетной экспресс-информации. Медведев докладывал громко, с удовольствием и в основном грамотно.
— Хорошо, — похвалил Андрей. — Но много. Скажем, радиационная обстановка на витке — забота не наша, предоставим это координаторам. Казаков, скорость сокращения дистанции между «Байкалом» и орбитальной базой?
— Пять тысячных метра в секунду. Около двадцати метров в час.
— А допустимая?
— Не более одного…
— Почему в докладе об этом ни слова?
Медведев потупился. И вдруг с плохо скрытой надеждой:
— Разрешите снять блокировку с двигателей коррекции?
— Отставить! Коррекция через три с половиной часа. После причаливания и старта люггера.
— Тогда действительно нет смысла… — признал Медведев.
— Коррекцию проведете под руководством второго пилота Дениса Федоровича Лапина. Я покидаю борт «Байкала».
Парни переглянулись. Медведев сказал:
— Командир, мы не спрашиваем куда и зачем…
— И правильно делаете.
— Но есть ли надежда, что вы куда-то не очень надолго?
— У вас, повторяю, вместо меня пока будет Лапин. Ровно в десять, как обычно, капитанский час, вахтенная перекличка. Докладывать грамотно — не опозорьтесь перед капитаном. В общем, все как на вахтах крейсерского хода. Кроме экипировки. Я понимаю, вам по душе сверкающие доспехи, но другие наши пилоты-профессионалы, боюсь, этого не поймут. На орбитальном дежурстве противоперегрузочная экипировка выглядит несколько.. экстравагантно.
На лицах стажеров обозначилось состояние, близкое к панике.
— Разрешаю вам до капитанского часа сбегать в экипировочную по одному. Вы даже не представляете, как вам обоим к лицу обычный полетный костюм. Салют, курсанты! Конец связи.
— Салют, командир! Связи конец.
Андрей поставил бокал среди хрустальной посуды, долил кумысом я принялся за еду. Посмотрел на ковш Большой Медведицы в экранном окне, приказал:
— Тридцать-девять. Передний обзор.
Всю ширь обзорного поля заполнила собой дымящаяся выпуклость багровой атмосферы Титана. Красновато-оранжевый цвет плотной, как у Земли, газовой шубы создавал иллюзию, от которой сердце невольно сжималось в тревоге, — иллюзию мирового пожара. Казалось, «Байкал» совершает радиус-ход над планетой, застигнутой в момент уничтожительной войны. Крупнейший спутник Сатурна, медленно меняя панораму очень расплывчатых багрово-дымных уплотнений в глубинах газовой — почти полностью азотной — оболочки, неторопливо поворачивался навстречу орбитальному движению корабля. Словно демонстрировал глобальность внутриатмосферного пожарища, а заодно — свою планетарно-громоздкую неохватность. Живописной противоположностью этому царству багровых красок был красиво переливающийся в верхнем, разреженном слое атмосферы шелковистый ультрамарин фотохимической дымки: местами с голубым отливом, местами — с фиолетовым и густо-синим, как павлинье перо. По мере движения корабля голубые, синие и фиолетовые расплывы то вытягивались в широкие, но быстро тающие эфемерные арки, то преобразовывались в гигантские я тоже эфемерные трехцветные пятна. Кое-где сквозь дымку просвечивали самые яркие звезды. Прямо по курсу «Байкала» с опережением в полкилометра шел спутниковый комплекс «Титан-главный» — флагман орбитальных баз лунной системы Сатурна, или попросту ФОБ на языке сатурнологов. Андрею вспомнилось, как вчера утром, после корректировки сближения, штурман «Байкала» Иван Ермаков отпустил по адресу ФОБа: «Сдается мне, эта штука сбежала из духового оркестра». А кто-то добавил: «И по пути разнесла продовольственный склад.