Наконец курфюрст судорожно втянул первую порцию воздуха:
— Вина!
Монах живо наполнил серебряный кубок, поднес к губам курфюрста:
— Только не спешите, высокочтимый, маленькими глоточками…
Убедившись, что приступ кашля прошел, фра Амадеус потянулся к свитку:
— Позвольте продолжить?
— Только помни: если сведения истинны, я прикажу вздернуть моего штраф-министра, если они лживы, висеть тебе.
Монах задумчиво потер шею:
— В истинности сведений как таковых я нисколько не сомневаюсь, высокочтимый, но, как вы уже изволили убедиться, я не совсем точен в подсчетах, особенно тяжело мне удается умножение…
— В этом можешь положиться на меня. Выкладывай!
— Возьмем другую доходную статью: драка с членовредительством, наказуемая штрафом в тридцать крейцеров. При бывшем хозяине штрафу подверглись шестьдесят семь человек, получено…
Монах сделал выжидательную паузу.
— Две тысячи десять крейцеров, — тут же подсчитал курфюрст.
— Совершенно верно! А при Фридрихе Пфапфе еще не было ни одного случая членовредительства, высокочтимый. Значит, казна потеряла, как вы только что сами сказали, две тысячи десять крейцеров. Следующая чрезвычайно доходная статья — сквернословие. При бывшем владельце шнапс-казино штрафу подверглись две тысячи сто двадцать три человека, что составило…
— Восемь тысяч четыреста девяносто два крейцера.
— Совершенно верно! В то время как при Фридрихе Пфапфе оштрафовано лишь девятнадцать человек, что составило…
— Довольно! — курфюрст стукнул ладонью по столу. — Фра Амадеус, ты вынуждаешь меня уплатить четыре крейцера за слово, которое так и вертится у меня на языке и которое исчерпывающе характеризует моего штраф-министра!
— Осмелюсь довести до вашего сведения, что господин штраф-министр является завсегдатаем шнапс-казино Фридриха Пфапфа.
— Вот как! С этого и надо было начинать. Они что — родственники?
— Хуже, высокочтимый. Единомышленники.
— И о чем же они… единомыслят?
— Хотят превратить твое курфюрство в земной рай.
— Что?! — и курфюрст захохотал, похлопывая себя по животу.
Монах озабоченно глядел на него, не зная, чем может обернуться этот приступ хохота. Наконец тот утих и, размазывая по лицу слезы, произнес:
— С этого и надо было начинать, мой преданный друг, с земного рая! Ну и насмешил ты меня! Ради такого дела, — ой, не могу! — ради такого дела я готов пожертвовать всей казной до последнего крейцера!… Ладно, выкладывай, как же они собираются создавать в моем курфюрстве сады эдема?
— Хотят установить эту дьявольскую штуковину во всех увеселительных заведениях, высокочтимый.
— А дальше?
— И этим самым отвлечь население от пьянства, драк, других пороков.
— Ты видел… это?
— Только для того, чтобы убедиться воочию, высокочтимый!
— И что же?
— Я… я видел живых мертвецов!
— Ты видел духов? Привидения?
— Привидения прозрачны, а я видел их во плоти.
— И эти мертвецы двигали своими членами, как живые?
— Даже немного быстрее, высокочтимый, словно спешили куда-то…
— Ну, спешить им, прямо скажем, больше некуда… Честно признаться, все это кажется мне собачьим бредом, даже если учесть твои несомненные заслуги перед церковью и принять во внимание то рвение, с коим ты… — курфюрст осушил бокал и тяжело поднялся из-за стола. — Ладно, веди меня в это царство торопящихся мертвецов. Прихватим с собой и палача. Увидев Георга, они заторопятся еще больше, вот будет потеха!…
Фридрих Кристиан Пфапф, пятидесятидвухлетний владелец шнапс-казино, встревожился не на шутку, увидев в дверях курфюрста в сопровождении монаха и палача: появление этой тройки не предвещало ничего хорошего…
Изображая на лице величайшее радушие, хозяин усадил гостей за свободный стол, разогнал грязным полотенцем мух и согнулся в низком поклоне:
— Приказывайте, мой господин.
— Прежде чем я прикажу тебя вздернуть, Пфапф, — весело сказал курфюрст, — принеси-ка мне хорошего вина и покажи своих торопящихся мертвецов? Георг, — обратился он к палачу, — проследи, чтобы этот старый шарлатан не подсыпал в кувшин крысиного яду.