«Отстань, Майр. Без тебя тошно».
В
* * *
«Вон он, видишь? Про него я рассказывал».
«Симпатичный».
«Че-его?! Опять ты из ума выжила?»
«И совсем не выжила. Войт правду сказал, когда его своим для Бойрона назвал. Только он не Бойрону свой вроде как, а словно бы мне…»
«Точно, спятила. Солнцем крышу нагрело, девочка?»
«Что такого? А в этом все равно что-то родное есть… свое, знакомое!»
«Быть того не может, Хильма, зуб тебе даю – первый раз он в городе! И не только за те годы, что ты с нами, а вообще – в первый раз».
«На что мне твой зуб, Рокос? Да и нет у тебя никаких зубов, и давно уже…»
«Эй, тише вы там! Разгалделись…»
«Что, боишься, услышит? Ха-ха!»
«Кто его знает, какие там люди в дальних землях живут. Он же заезжий, вон, сами гляньте!»
«Странный он…»
«И впрямь, странный!»
«Одет не по-нашему и говорит чудно. Издалека, наверное, господин приехал».
«Да какой он господин? Молодой совсем».
«Молодой – не молодой, а вишь, как ему жизнь личико-то порасполосовала? Шрам на шраме, рубец на рубце… Помнишь, годиков несколько тому, как народ с юга тянулся? Ты, Бойрон, баял еще, что постояльцы все про большую войну на побережье рассказывали. Этот, поди, там же раны свои заработал».
«Мож, он просто душегуб какой?»
«Нее… Человека служивого я враз от шпака гражданского отличу. Насмотрелся. Я тут, почитай, вдесятеро вашего подольше стою-поживаю. Еще помню, как прадед нынешнего Государя здесь огнем да мечом порядок наводил, когда дедушка хильстеррского наместника решил волю взять. Нашего брата, однако, не трогали. Понимали, значит. А людской кровушки земля попила вдоволь…»
«Что служивому делать в нашей глуши-захолустье?»
«Кто знает… Государева, вестимо, служба. Нам с тобой не расскажут, хе-хе…»
«Государевы люди мундиры носят, а этот… Видишь, вырядился как? Шляпа с пером и пряжкой, сапоги до колен, манжеты, кружева, что ж ты поди ж ты…»
«Тайнослужцам мундиры без надобности, пустая голова. А что до шляпы да пера… Столичная мода, должно быть».
«Может, на государевом пенсионе, по ранениям да за геройство? И впрямь – путешествует. Отчего бы и нет?»
«Ду-урень… Ты забыл, что тут за место? Иначе, как по государевой необходимости, путешествовать тут незачем. Только если к оранжевым братьям, на фабрику… Хм».
«Да он слыхать не слыхал про нее, про фабрику-то. Чужак, одно слово. Таркаранов боится, еду прячет… Какая ему фабрика? Без надобности: что фабрика ему, что он фабрике…»
«А ты чаще повторяй – «фабрика, фабрика, фабрика», Бойрон. Особенно когда он – там, внутри. Они, бывает, чувствительные окажутся. Глядишь, сам ему эту мысль в голову вложишь, если ее еще нет там пока, дубина… Хлопот потом не оберешься. Не Государево это дело. Ни к чему и этому… красавцу вашему о ней знать. Даже если и отслужил он свое. Слышь? Чтоб и не думал даже…»
«Не буду, Майр».
1750 год от О.о., тевисс, лэ
Милая Дженни!
Сегодня я немного приболел – ничего страшного, легкое желудочное расстройство, – поэтому рассказывать не о чем. Дремал в комнате, пил чай с корицей, читал.