Я ахнула. Я ничего не могла вспомнить, перед глазами стояла картина. Страшный момент, когда я упала. Я падала глубже и глубже!
Я сорвалась?
В том числе.
Ну, говори уже! Расскажи мне все!
Лучше бы тебе самой об этом вспомнить Так же, как и с пропастью.
Я почти схватила его за футболку, чтобы встряхнуть его и накричать. Это была моя жизнь! И моя смерть! У него не было права отказывать мне.
Успокойся, сказал он, увидев, что я так просто не отстану. Я расскажу тебе, если ты действительно не можешь вспомнить! Но только я хотел бы знать, что ты думаешь об этом: Я также был у Зельмы. Ты утверждала, что за всю учебу разговаривала с ней только три раза!
Да, это так.
Это не так. Зельма рассказала мне, что вы встречались с ней один раз в неделю. Она не захотела сказать мне, что вы делали вместе. «Это было общее хобби,» - так она сказала. Очевидно, ей было неловко говорить об этом, поэтому я не знаю, о чем шла речь.
ЧТО?
Ты можешь признаться. Передо мной тебе нечего стыдиться.
Я почти поверила в это из-за манеры, как он смотрел на меня. Итак, рядом с ним мне не должно быть неловко. Но то, что я встречалась с Зельмой раз в неделю, я не знала об этом!
Она лжет! запротестовала я. Я ее едва знала.
Это все не сходится, - сказал он. Мне кажется, будто ты можешь вспомнить только часть о себе. Все, что тебе не нравится, ты исключаешь.
Я надулась и сделала по-настоящему разозленное лицо, что не помешало ему все это время пристально посмотреть мне в глаза, словно таким образом он мог установить правду.
У него были особенные глаза. Они были такие светлые! Как бы они выглядели при дневном свете? Светло-голубыми, почти прозрачными? От него действительно хорошо пахло. Я думаю, мои чувства были особенно обострены, с тех пор как я стала призраком. Мой нос предоставлял мне гораздо больше информации, чем раньше. Необязательно нужной информации. Это только отвлекало меня.
Ну, и что? наконец спросил он после того, как мы точно минут пять смотрели друг на друга и молчали. Тебе полегчало?
Нет.
Ты проходила лечение?
Нет! выпалила я.
Почему ты так реагируешь? - спросил он. Если есть психологические проблемы, в этом нет ничего плохого. Я тоже раньше проходил лечение.
Серьезно? Ты?
Это длилось полтора года, пока мой лечащий врач наконец не решила, что она может отказаться от еженедельного чека от моей матери.
Что за психологическая проблема у тебя была?
Ты уклоняешься от темы, - сказал он.
Так типично: он меня спрашивает, а сам не хочет ничего рассказать. Я посмотрела прямо на луну. Нигде ни облачка, повсюду только звезды. У нас еще было время, пока луна не скрылась.
Дай мне передохнуть, - предложила я. Расскажи о твоей психологической проблеме, и, как только я буду знать о твоей причуде, я еще раз сконцентрируюсь на своей собственной. Хорошо?
Теперь была его очередь скорчить гримасу. Сначала он, казалось, неохотно боролся с усмешкой. Разве я не упоминала, насколько хороши были его светлые кудри?
Особенно, когда он убирал их рукой назад, потому что они постоянно падали на лицо? Я боюсь, это началось в ту ночь. Для меня стало необходимостью смотреть на него!
Глава 5
скрипке, себе на колени. Такие руки бывают от игры на пианино? Они были безупречны! Я должен был пройти лечение, потому что моя мать завинтила мой денежный кран. Она сильно злилась на меня.
Почему? Что ты сделал?
В четырнадцать лет я сбежал из дома, с поддельным паспортом, о котором я позаботился заранее. Фальшивый паспорт дал мне новое имя и сделал меня совершеннолетним, так что я мог идти куда угодно и делать что угодно. Мне удалось отложить достаточно денег, чтобы не использовать кредитную карту. Я также открыл счет на ненастоящее имя. Все ценные вещи, что я когда-либо получал в подарок, я обратил в деньги. Я даже продал свою скрипку. Тогда я ушел - почти год я переезжал с места на место, и никто не знал, где я нахожусь.
Вау!
Мои родители, естественно, не оценили этого. Иногда я посылал им сообщения, через чужих людей, которым я платил, чтобы из стран, в которых я вовсе не был, они отправляли мои почтовые открытки. Так мои родители знали, что у меня все в порядке.
Ну, это было мило с твоей стороны.
Да, не так ли? Хорошо, я также продал украшения моей матери, а первую открытку отправил только через три недели. Это было безрассудно, но мне же только исполнилось четырнадцать. В этом возрасте все делают глупости.
Конечно. Воруют, подделывают документы, сбегают на год из дома это делают почти все четырнадцатилетние! - Он улыбнулся. Казалось, он не сожалел об этой истории, до сегодняшнего дня. А потом?
Я колесил по миру, и в какой-то момент деньги закончились.
В Амстердаме они поймали меня при ограблении магазина. Стоит добавить, что это был магазин эксклюзивных часов. Я воровал только нашу марку то есть, часы фирмы, которая принадлежит моей семье, тогда это казалось мне веселым. Сегодня глупым. В результате, они вышли на мой след.
- А если бы они тебя не нашли? Ты бы все еще путешествовал по миру?
Нет. В Амстердаме я потерял настроение путешествовать. В первые месяцы это было восхитительно, но после десятой страны, даже если она была такой волнительной и интересной, больше не было тех ощущений. Ты стоишь перед храмом или ледником и должен по идее опуститься на колени от восхищения, но вместо этого смотришь в пустоту перед собой и чувствуешь себя одиноким. Конечно, не всегда, но чем дольше я путешествовал, тем чаще это происходило со мной. Встречаешь тысячи людей, иногда путешествуешь с ними несколько недель, и парочка друзей из таких поездок у меня все еще осталась. Но все равно я был одинок. Потому что у меня было чувство, что я ни к чему не принадлежу.