- Я буду здесь так долго, как ты захочешь, - говорит он. Не каждую минуту, в твоем восприятии, но ты всегда будешь чувствовать, что я рядом.
- Дело во времени, да? Точно, мама пыталась объяснить.
- Для тебя время похоже на линию, проведенную на бумаге, череда событий. От А до Б, от Б до С, один момент сменяется следующим. Там, откуда я пришел, нет линий. Мы и есть бумага.
- Ладно, теперь я вообще сбита с толку. Я заворачиваю в магазинчик «Рейни Крик» на заправку.
- Когда-нибудь ты поймешь.
- С нетерпением этого жду.
- Где мы? спрашивает он.
- Лебединая долина. Ты должен попробовать их квадратное мороженое в рожке.
- Квадратное мороженое? повторяет он, лицо снова ничего не выражает, словно это еще одна вещь, которую он не делал уже
многие годы.
- Видишь, ты же ничего не знаешь. Я тоже собираюсь тебя кое-чему научить. Мы покупаем рожки с мороженым, которое имеет идеальную форму куба, благодаря специальной ложке. Отец выбирает шоколад и мяту. Я заказываю клубничное.
- Когда ты была маленькой, ты была моей клубничной девочкой, - говорит он, когда мы выходим из магазина. Твоя мама выращивала клубнику на заднем дворе в Маунтин-Вью, и, если мы нигде не могли тебя найти, то знали, что ты должна быть там, поедаешь клубнику, перепачкавшись в соке. Твоя мама потратила много времени, выводя пятна с твоей крошечной одежды.
- Я этого не помню. Я обхожу здание, заходя с торца, где стоят скамейки.
Сижу. Около минуты он стоит рядом, затем садится ко мне. Мы смотрим вдаль на гаснущий свет в горах, слушаем журчание маленького ручейка, бегущего где-то поблизости, звуки машин, проезжающих по шоссе, все вместе они создают определенную мелодию. У меня не много воспоминаний, - признаю я.
- Знаю. Ты была очень маленькая.
- Я помню, как ты брился.
Он улыбается. Да. Тебя это очаровывало. Тебе хотелось попробовать самой. Твоей маме пришла в голову чудесная идея, вырезать тебе бритву из старых кредитных карт, и ты сидела на столике в ванной и брилась вместе со мной.
- Странно, что ангелу приходится бриться.
Он потирает свой гладкий подбородок. Не приходится. Хотя, иногда моя профессия вынуждает носить бороду.
Его профессия. Я прокручиваю в голове эти слова.
- В те дни с твоей мамой, для меня все было по-другому, если говорить о физиологии. Мне приходилось бриться, мыться, есть и пить.
- А сейчас?
- Я могу. Но это не обязательно, - он откусывает большой кусок мороженого, хрустя вафлей. Оно пачкает его подбородок, и он пытается стереть его. Я подаю ему салфетку.
- Потому что ты в другом теле.
- Каждый из нас состоит из двух частей, - говорит он, - души и тела.
- Значит, тело реально. А душапризрачна, - говорю я.
- У людей. Тело твердое, а душа невидима. До тех пор, пока они не будут разделены, и тело не превратится в прах, а душа не попадет в другой мир. Тогда и душа становится твердой.
- А как у меня? спрашиваю я. На что похожа моя душа? Ты ее видишь?
- Она прекрасна. Он улыбается. У тебя чудесная душа. Как и у твоей мамы. Уже почти полностью стемнело. В нескольких футах от нас начинает стрекотать сверчок. Я думаю, что нам пора идти.
И нам все еще предстоит больше часа добираться до дома. Но я продолжаю сидеть.
- Мамаона отправится на небеса?
Он кивает, его лицо светлеет. Он счастлив, что она умирает, доходит до меня.
Потому что на небесах у него есть шанс быть с ней все время. Он счастлив, но ради меня старается подавить это чувство, посмотреть на это с моей стороны.
- Ее тело увядает, - говорит он. Скоро она навсегда его покинет.
- А я смогу видеться с ней? В груди расцветает надежда. Мы можем пересекаться, где-нибудь между небом и землей. Мама же была однажды на небесах. Я тоже могу отправиться туда. Я бы не чувствовала себя так ужасно, если бы смогла иногда видеть ее, разговаривать с ней. Принимать ее советы, шутки и остроумные замечания. Я все еще могу сохранить себе маму.
- Ты можешь летать на небеса, - отвечает отец. Как Трипл, ты обладаешь способностью путешествовать между мирами. Димидиус должен помогать, но в истории много случаев, когда Триплы учились этому сами.
Я почти смеюсь, настолько это хорошая новость.
- Но маловероятно, что ты будешь видеться с мамой, - говорит он. Она отправится в собственное путешествие, в котором ты не сможешь ее сопровождать.
- Но почему? знаю, что вопрос звучит, как у трехлетнего ребенка, плачущего без мамы, но не могу с этим справиться. Я вытираю внезапные слезы обиды. Я вскакиваю на ноги и бросаю недоеденное мороженое в урну неподалеку.
Он не отвечает, что само по себе заставляет меня смутиться еще больше.
- Нам пора, - говорю я. Все будут думать, куда мы подевались. Он доедает мороженое и идет за мной к машине. Следующие полчаса мы едем в полной тишине, минуя освещенные фермы, стоящие поодаль от дороги, силуэты лошадей в полях, затем въезжаем в сосновый бор, мимо указателя «ВЪЕЗД В ДЖЕКСОН ХОЛЛ» на дороге Титон. Отец не кажется сердитым, скорее, он проявляет уважение к моему личному пространству. Я ценю это, и в то же время меня это возмущает. Меня возмущает то, что он может заставить меня ценить это, даже не смотря на то, что он считает, что совершенно нормально вот так ворваться в мою жизнь и ставить меня под удар.