18. Дневник Кицунэ
На вторую ночь Брат пошел за мной на маленькую полянку рядом с озером. Было темно, накрапывал дождь.
Он пригнулся к земле позади меня, в то время как я лакала бледно-зеленую воду.
Ты заболела?
Возможно.
Дедушка говорит, что да. Но это не та болезнь, которой мы можем от тебя заразиться.
Я пила.
Что произошло? Тебя ранили?
Нет.
Я закрыла глаза и почувствовала прохладную пену на моих губах.
Сестра! Скажи мне, что происходит! Как ты думаешь, как я себя чувствую, когда ты такая, как сейчас, потерянная?
Брат говорил и другие невыносимые вещи. Наконец он ушел. Я услышала, как шелестит трава. Стало совсем темно и на удивление холодно. Воздух сгустился, и образовался туман. Он был такой плотный, что я почти ничего не могла разглядеть. Но вверху я видела небо, темное, как печаль, и тонкий месяц луны. Я задрожала.
Я могла умереть. Я не понимала, как и почему, но я чувствовала
это всем своим существом. Я знала, как пахнет смерть. Я достаточно часто убивала, чтобы знать. К тому же я помнила двух своих братьев: они были и вдруг их не стало. Все очень просто. Я никогда не задумывалась о том, что нечто подобное может произойти со мной. И как это будет. Я старалась не думать о насмешках лунных лис я вообще старалась ни о чем не думать.
Какое-то животное подкралось к кустику разросшейся травы и перебежало от него по короткой траве ко мне. Оно тяжело упало на землю позади меня и вздохнуло.
Итак, сказал Дедушка. Ты пошла за ним, и что-то случилось.
Да, там был нож Я запнулась, но потом слова полились из меня: собака и запах Кая-но Йошифуджи, когда я спала рядом с ним, нож и мой побег. Я снова плакала. Наверное, это было все, на что я тогда была способна.
Это порез. Он ткнулся носом в мою рану на плече, которая была почти не заметна под шерстью. Это не страшно. Итак.
Это не все. Он позволил им сделать это, ударить меня. Он не сделал ничего, чтобы защитить меня.
И что?
Но я люблю его!
Ты лиса. Животное.
Что это значит? спросила я.
У вас нет ничего общего. С какой стати он будет любить тебя?
Если мы такие разные, тогда почему я могу любить его?
Иногда любовь это на самом деле лишь любопытство. Преувеличенный интерес к другому.
Он рисовал нас, сказала я медленно. Может, он нас любит? У меня заболело в груди, когда я подумала об этом.
Он фыркнул.
Если люди вообще умеют любить. Мы, лисы, знаем, что такое любовь. Но он? Мы лишь очередная вещь, которая его заинтересовала.
Было еще кое-что, сказала я, когда я убегала. Я пришла к людскому месту храму. И там были лисы. Они были сделаны из лунного света, они не имели запаха и говорили мне странные вещи.
Ты видела их, грустно сказал Дедушка.
Ты тоже видел их?
Когда я был молод, как ты. Да. Это лисы Инари.
Они сказали мне, что Инари это бог.
Человеческий бог. Или богиня? Похоже, даже люди не знают этого. Он покровительствует всему растениям, полям, урожаю.
Почему они пришли ко мне?
Кто знает? огрызнулся он. Почему ты у них не спросила об этом?
У меня не было на это ответа.
19. Дневник Кая-но Йошифуджи
Когда меня одолевают подобные мысли, я предпочитаю сон бодрствованию и с радостью засыпаю снова. Во сне я держу свои сны крепко в руках. Они как невиданная рыба, которую я поймал в мутном пруду, такая красивая, что я плачу над ее переливающейся чешуей и ее полупрозрачными плавниками, так похожими на веера. В мой сон врываются чьи-то голоса, рыба выскальзывает у меня из рук и с плеском падает в пруд, в котором я ее поймал. Я тянусь за ней, стараюсь остаться во сне, но просыпаюсь.
Мне часто снится один и тот же сон. Снова и снова я клянусь себе, что запомню его. Но, просыпаясь, могу вспомнить лишь обрывки: какой-то запах, чей-то голос, звонкий, как колокольчик; или нежную кожу женщины, более нежную и ароматную, чем лепесток вишни, или какой-то странный белый свет, падающий мне в глаза.
Мое путешествие к храму Каннон напомнило мне сон, который я никак не могу вспомнить. Я помню какие-то отрывки: поле, заросшее голубыми васильками, в котором редкая зеленая трава утопала, как в глубоком озере. Поле с молодыми ростками риса, которые колыхались на ветру, как мокрый шелк, вывешенный на солнце сушиться.
В первую ночь моего пути ко мне в палатку забралась лиса. Наверное, она уснула рядом. Мои слуги спугнули ее до того, как могло случиться что-то опасное. Я знаю, что мне это не приснилось, что это было на самом деле даже спустя неделю Хито, вспоминая об этом, волновался. Но все же это казалось нереальным, словно кошмарный сон.
Храм Каннон казался мне еще менее реальным, чем спящая у моего сердца лиса.
Несколько лет назад какие-то монахи из столицы вырезали статую Каннон из кипарисового дерева, бросили ее в океан и поклялись построить храм на том месте, куда волны вынесут эту статую. Странная у них была манера поклоняться богине: бросили в море, как будто она сплавный лес или рыбацкая лодка. Ее ведь могло прибить к Северному острову или разбить в щепки о прибрежные камни. Или даже унести в Корею. Но, видимо, у монахов была сильная и трогательная вера в то, что статуя останется в цивилизованном