Лес, как мне тебя найти, если что?
Никак. Я сам с тобой свяжусь, когда понадобится. Будь осторожна, Энджи. Похоже, сейчас тебе помощь требуется больше, чем мне.
И он в одно мгновение растворился в толпе.
Чтобы добраться до родителей, я свернула на Долорес-стрит,
широкий бульвар с зелеными островками пальм по центру, проехала Мимо Миссии Долорес, в чью честь названа улица, и по непонятным для самой себя причинам припарковалась. Старая Миссий Долорес глинобитное строение с известковой побелкой, широкими низкими колоннами и красной черепичной крышей было построено в 1790 году и считалось самым старым зданием в городе. Я видела его на фотографиях девятнадцатого века. Оно и тогда выглядело почти так же, как сейчас. Его тогда окружали лишь грязь да животноводческие фермы. Построенный рядом с ним грандиозный собор затмевал небольшое глинобитное строение, но туристы посещали в первую очередь Миссию.
Район, в котором я выросла, находился всего в нескольких кварталах отсюда, за следующим холмом, и мы довольно часто ходили на службы в церковь Святого Филиппа, а по особым случаям вроде Рождества или Пасхи посещали мессу в соборе Миссии Долорес.
Я поднялась по широким бетонным ступеням в церковь. Она была пустой, но в воздухе витал запах ладана после утреннего богослужения. Статуя Иисуса на кресте светилась, будто только что покрашенная, и даже издалека я хорошо видела кровь на его руках, ногах, груди и лбе. Глаза под тяжелыми веками смотрели в небо, возможно, в ожидании освобождения от земных испытаний. Я села на самую дальнюю скамью и стала смотреть на статую. Когда-то давно Эрик был религиозен до такой степени, что собирался посвятить свою жизнь Богу. Интересно, что он думает о Нем сейчас, и вдруг мне вспомнились слова моего отца: «В окопах нет ни одного атеиста». Раз уж я оказалась здесь, то решила помолиться.
«Дорогой Господь, произнесла я про себя. Пожалуйста, присматривай за мной. Я больше ничего не понимаю и не знаю, к кому обратиться за помощью. Ты знаешь кое-что о зле и оберегаешь от него людей, так, может быть, пошлешь мне знак? Я сомневалась, стоит ли говорить что-нибудь про Эрика, а потом сообразила, что если уж Бог в самом деле существует, Он все знает сам и об Эрике, и о моих чувствах к нему. Скажи, как мне быть с Эриком. И пожалуйста, присмотри за Люси. Я очень надеюсь, что она сейчас наверху, с тобой». На всякий случай я еще и перекрестилась.
Я вышла из церкви, погода была великолепной. Точнее, я бы так сказала раньше, до того как прониклась отвращением к солнцу. Стоял чудесный октябрьский день, ясный, чистый и теплый, с залива дул соленый ветерок. Я наслаждалась теплом, но свет меня угнетал. Отыскав на заднем сиденье бейсболку, я натянула ее пониже и поехала вверх по холму, к дому родителей, понадеявшись, что смогу войти, пообедать и уехать, не рассказывая слишком много о случившемся. Но это будет сложно. Обычно мои родители выкачивают из меня сведения о моей жизни, как бурой вышка нефть.
Родители живут на тихой улице в Ноэ-Вэлли, в доме, купленном еще дедушкой в 1955 году. Дед был пожарным, как и мой отец, и погиб во время пожара на складе, когда я еще была младенцем. С тех пор мы все жил и вместе родители, бабушка, брат, сестра и я. И пользовались одной ванной. Я всегда умела принять душ быстрее любого моего знакомого.
Отец подстригал живую изгородь на лужайке размером с почтовую марку. Худощавый, жилистый Фрэнк Маккафри казался скорее моим братом, чем отцом, но это и понятно я родилась, когда ему было всего восемнадцать. Единственными признаками его возраста были морщинки вокруг глаз, когда он смеялся что случалось очень часто.
Когда я въехала на дорожку, папа отложил ножницы.
Мэм, вам нельзя тут парковаться, это частная собственность. Он грозно нахмурился.
Сдаваясь, я подняла руки:
Все-все-все, ты победил!
Он подошел и стиснул меня в медвежьем объятии. От него пахло свежескошенной травой и потом.
Рад, что ты приехала, милая. Мы прочитали про Люси Уэстон в утренней газете.
Я тоже обняла его, зная, что больше он ничего по этому поводу не скажет. Работая пожарным, папа не раз сталкивался со смертью и справлялся с этим при помощи пива и молчания.
Иди поздоровайся с мамой, она беспокоится о тебе.
Я открыла дверь и вошла в прихожую. Риелторы называли дом, в котором я выросла, «сказочным коттеджем», имея в виду, что он очень маленький. Слева находилась гостиная, а ступеньки справа вели в три крохотные спальни и ванную комнату. В конце прихожей располагались столовая и недавно переоборудованная кухня, выходившая на задний двор. Все, кроме кухни и ванной, относилось примерно к 1895 году.
Дом заполняли звуки оркестра гамелан на мой вкус, кто-то ритмично колотил по сотне кастрюль. Музыкальные пристрастия моей мамы всегда отличались эклектичностью.
Сейчас она в окружении грязных кастрюль и сковородок занималась спанакопитой равномерно размазывала шпинат по тонким пластам слоеного
теста и посыпала сверху сыром. Когда она готовила, то наотрез отказывалась мыть кастрюли или хотя бы убирать их подальше, боясь нарушить творческий процесс. Я неплохо научилась у нее готовить, но боюсь, что это умение заржавело за ненадобностью.