Всё на что у меня хватило сил негромкий, сдержанный стон и под соприкосновение моих шероховатых ладоней к её: бережной и очень чувственной коже, сродни искусной пытке, прошептать:
- Оксана, если вы боитесь, то я остановлюсь.Обещаю.
На что мне был дан красноречивый, краткий ответ:
- Нет, не надо. Не останавливайтесь.
Я был не прав, вот именно сейчас, под, потемневшим, едва напоминающим камешки ультрамарина, взором девушки и приоткрытым от желания карминово-красных, сладостных губок мозг окончательно потерял здравомыслие, углубляясь в восхитительную химию чувств от властного, страстного до невозможности поцелуя.
Моя маленькая, щепетильная слабость; безграничная, душевная боль и привлекательное чувство собственности
- Наконец-то я нашёл тебя, моя единственная хрипло, в промежутках страстных поцелуев и безукоризненно крепких объятий, прошептал я.
Теперь я уверен, что судьба не прошла меня стороной, даруя не просто великое, человеческое счастье, но и возможность совершить доброе дело.
***
Через некоторое время, в небольшой прихожей, вовсю беседующая чета де Фортис ожидали завершения затянувшейся беседы, не замечая ни приоткрывающуюся дверь приёмной, ни топот дорогой, кожаной обуви.
- Эра, Люк, стоим и воркуем? Снисходительно улыбнулся я, придерживая в руках пустой стеклянный стакан. Кстати, Оксана выпила настой.
- Замечательно, - принимая из моих рук стакан, произнесла покрасневшая рыжеволосая девушка, что-то припомнив, дополнила так как прошёл разговор?
- Прекрасно, конечно, на многие вопросы я не могу ответить без согласования с тобой, Люк, но некоторые факты прояснил.
- А чего довольный такой? Поинтересовался
озадаченный Люк.
- Я немного позже объясн - под внимательно снисходительным взглядом наследника, лишь усмехнулся. Не поможет, Люк рано или поздно узнает о моём секрете слишком пронырливый, чтобы не узнать.
Поэтому, предостерегающе и с едва сохранившимися безукоризненно вежливыми чертами лица, пробурчал:
- Если хоть слово скажете моему отцу и не важно, в каком формате прокляну без возможности снятия, поняли?
- Ну, раз уж дошло до просьб о неразглашении, значит всё очень серьёзно. В своей веселящей манере провозгласил не на шутку встревоженный моим молчанием друг.
- Не волнуйся, новости хорошие, просто.Не знаю даже как сказать.
- Просто и понятно В тон равномерного сердцебиения, проговорила до сих пор молчавшая рыжая бестия, и тогда я сдался.
- Я встретил единственную*.
Затянувшаяся, неловкая тишина огласила прихожую и половину приёмной, и только слабое, прерывистое дыхание Оксаны эхом доносилось до застывших друзей и, собственно, меня.
- Ты встретил единственную и молчишь? Где? Когда? Возбуждённо воскликнул блондин, пожимая мою вспотевшую от перенапряжения длань.
- А что значит единственная? Напрямик с супругом поинтересовалась рыжая.
- Так только что и встретил. Оксана моя единственная. Пояснил для недальновидных друзей и уже отдельно для рыжей, добавил: - Единственная это маленький лучик солнца, трепетный огонёк, прости уж за каламбур, но и самое драгоценное существо когда-либо дарованное демонам. Только с единственной мы можем иметь семью и чувствовать себя счастливыми, целыми. Но главное, только с единственными мы чувствуем себя нужными, сильными и любимыми.
- Надо же, очень похоже на половинок вампиров и пар оборотней.
- Да, есть схожие параметры, но только схожие. Согласился с предположением Эры, принимая как предположительный пример, продолжая уже уверенно Если на этом всё, то давайте-ка ложиться спать, уже затемно.
- Останешься здесь или уйдёшь домой? Понимающе поинтересовался взволнованный блондин, жестами указывая на сопящую в приёмной девушку. Не стал его убеждать, что для всех, особенно для меня, важно чтобы моя единственная находилась под тотальным присмотром, и, развернувшись на каблуках дорогих ботинок, вошёл обратно в приёмную.
Пусть хоть что говорят, но я не уйду. Теперь уже никогда, не без неё.
Глава 6
Лишь грубый треск одиноко стоящей на подкладке восковой свечи, мимолётно освещал одну треть всего пространства, предоставляя возможность оценить всю длину моего местонахождения.
Но больше неизвестности, меня пугала тишина. Тишина места, где нет ни звуков птиц, ни шелеста листьев, ни говора людских.
Не было ничего, кроме одиноко стоящего в углу деревянного табурета, полуразваленного, скинувшего глиняно-серебристую штукатурку краски, двустворчатого шкафа и неестественно холодной глади длинного, размером с двухметровую плиту, плотного, отскоблённого камня.
Под жалобно сорванные из окровавленных, с засохшими струйками крови на щёках, губ стоны воспламенили воцарившуюся в темноте глушь, а на стройную, обёрнутую насыщенно красной органзой кожу опустилась волна мурашек. Побелевшее от переохлаждения с затуманенными, золотисто-оранжевыми искорками в слезящихся глазах лицо, затравленно и с подкатившей к горлу тошнотой, всматриваясь в пространство, пододвинула затвердевшие, ледяные ладони к шее. Дальнейшее движение рук приостановили толстые, бронзовые цепи, крепко подкреплённые заржавевшими кандалами.