Так вы не думаете, что что-нибудь случилось, Буртон?
Нет, сэр Николай. Ее милость, без сомнения, у своих, и я не чувствую, чтобы что-нибудь было не в порядке. Во всяком случае, завтра возвратится ее светлость и тогда мы узнаем наверное. Не хотите ли вы выехать и посмотреть на толпу, сэр? Сегодня, правда, особенный день.
Но я отказался. Он должен выйти они все могут уйти я останусь и сам позабочусь о себе. Но я чувствовал, что милый старик не оставит меня.
Проходили часы, крики становились громче, толпа шла по направлению к Елисейским полям, чтобы посмотреть пушку, которую, как я слышал, притащили туда. Время от времени заходил Буртон, чтобы сообщить мне новости, исходившие снизу от консьержки.
Я телефонировал Морису он был в диком восторге. Они собирались, как следует, отобедать в Ритце, а потом отправиться на улицу и потанцевать там вместе с народом. Не хотим ли мы (мы!) присоединится к ним?
На улицу выходили все телефонировала также Одетта, а потом Дэзи Ривен. Все веселились и радовались.
Моя агония все росла и росла. Что, если она решила бросить меня и просто исчезла? Нарочно не сказала мне ни слова, чтобы наказать меня? При этой мысли я сразу отправился в ее комнату и оглядел туалет. Футляры от колец были здесь, в ящике под зеркалом, но самих колец не было. Нет, если бы она не собиралась возвращаться, она оставила бы их. Это подало мне надежду.
Буртон затопил камин кроме него, никого не было.
Без сомнения, ей помешала вернуться толпа должно быть, очень трудно добраться сюда из Отейля.
Звонили некоторые и из Высшего Военного Совета, но они были не в таком уж восторге. «Какая жалость», говорили они, «через неделю Фош мог бы войти в Берлин».
Наконец, наступили сумерки и я, устав беспокойно метаться по комнате, упал в кресло.
Я не собирался жалеть себя самого, но все же отвратительная вещь, сидеть в беспокойстве и одиночестве, когда все остальные кричат от радости.
Я смотрел в огонь и нарочно не зажигал света, желая, чтобы мягкая полутьма успокоила меня. Буртон снова пошел вниз к консьержке.
Неописуемые грусть и горечь владели мною. На что мне нужны нога и глаз, если я снова должен переживать подобные муки! Меня охватило чувство заброшенности, может быть, я и задремал от усталости, как вдруг, внезапно, я услышал стук закрывавшейся двери, и когда я открыл глаз, передо мною стояла Алатея.
Упавшее полено ярко вспыхнуло и я смог разглядеть,
что на ее лице отражалось сильное волнение.
Я так жалею, что вы беспокоились Буртон сказал мне Я вернулась бы раньше, но попала в толпу.
Протянув руку, я зажег стоявшую рядом лампу и тут, увидев мой глаз и ногу, она опустилась на колени рядом со мной.
О, Николай, воскликнула она. Я взял ее за руку.
Мое сердце билось, как сумасшедшее, в жилах бурлила кровь. Что я слышал кроме радостных, раздававшихся на улице, криков? Не воркованье ли, преследовавшее меня в моих снах. Да, это было оно, это был голос Алатеи.
Простите простите я была так неблагодарна. Простите меня. Да
Я хотел шепнуть ей:
Дорогая, ты вернулась, все остальное не важно, но удержался, она должна сдаться первая.
Тут она вскочила на ноги и отступила, чтобы разглядеть меня. Я тоже встал значительно превышая ее ростом.
О, я так рада, так рада, с дрожью в голосе сказала она. Это так чудесно! И как раз в этот день!
Я думал, что вы навсегда покинули меня и мне было так грустно.
Теперь она потупилась.
Николай (как мне было приятно, когда она произносила мое имя), Николай, от матери я узнала о вашем великодушии. Вы помогли нам, не говоря ни слова, а затем снова заплатили, чтобы успокоить мою мать и еще раз, чтобы рассеять мое беспокойство. О, как мне стыдно, что я так обращалась с вами простите, простите меня.
Дитя, мне нечего прощать вам. Подите сюда, сядем на диван и поговорим обо всем.
Я опустился на диван и она села рядом со мною.
Она все же не глядела на меня, но ее личико было нежно и застенчиво.
И, все-таки, я не могу понять, почему вы сделали это. Я ничего не понимаю Вы не любили меня, вы хотели иметь меня только секретаршей и все же заплатили более ста тысяч франков. Ваша щедрость велика.
Я смотрел на нее в упор.
А вы ненавидели меня, сказал я, насколько мог холоднее, но позволили купить себя, чтобы спасти семью. Ваша жертва неизмерима.
Внезапно она взглянула прямо на меня, ее глаза были полны такой страстью, что в моей крови дико вспыхнул огонь.
Николай я не ненавижу вас
Я взял ее за руки и притянул к себе в то время, как на улице толпа пела Марсельезу и кричала от радости.
Алатея, скажите правду что же тогда вы чувствуете.
Не знаю мне хотелось убить Сюзетту я готова была утопить Корали. Может быть вы объясните мне
И подавшись вперед, она прильнула ко мне.
О Боже! Счастье следующих минут! Ее нежные губы прижимались к моим, а я все снова и снова повторял ей, что люблю ее, требуя от нее ответных уверений.
А после я обрел властность и приказал ей рассказать мне все, с самого начала.
Да, я привлекал ее с первого дня, но она ненавидела моих друзей, и ей не нравилась бесцельность моей жизни.