что властвовал над нею. Я даже потерял часть своей робости. Знаю, что если бы только я стоял на двух ногах и смотрел бы двумя глазами вместо одного, уже то утро кончилось бы тем, что я, не взирая ни на что, схватил бы ее в объятия, но так как я был прикован к креслу, она могла оставаться вне досягаемости и храбро фехтовать со мною посредством молчания и натянутых ответов. Но, во время завтрака, на моей стороне был значительный перевес я заставил ее что-то почувствовать, я уже не был более ничтожеством, с которым не считаются.
Ее кожа так прозрачна, что ее окраска меняется при каждом новом переживании. Я люблю наблюдать ее. Какое счастье, что у меня очень хорошее зрение, мой единственный глаз видит совершенно ясно.
За завтраком мы говорили об эпохе Фронды Алатея удивительно начитана. Я перескакиваю с одной темы на другую и нахожу, что она знает о них больше меня самого. Каким она должна обладать умом, чтобы уловить все это в свои короткие двадцать три года.
Надеюсь, переезжая, вы не собираетесь покинуть Париж? сказал я, когда мы пили кофе. Я собираюсь начать новую книгу как только окончу эту.
Это еще не решено, коротко ответила она.
Я не могу писать без вас.
Молчание.
Мне было бы приятно думать, что вы заинтересованы в том, чтобы помочь мне стать писателем.
Чуть заметное пожатие плеч.
Вам это не интересно?
Нет.
Почему? Значит вы скверно относитесь ко мне?
Нет. Если вы сможете пожаловаться на мою работу, я выслушаю вас внимательно и постараюсь изменить то, что вам не нравится.
Вы никогда не допустите ни малейшей дружбы?
Нет.
Почему?
Зачем мне делать это?
По всей вероятности я должен быть благодарен даже за то, что вы задаете этот вопрос. Я сам не знаю наверное зачем вам делать это. Должно быть, вы презираете мой характер, считаете, что я бездельник, что моя жизнь пропадает втуне и что я гм что у меня нежелательные друзья.
Молчание.
Мисс Шарп, вы бесите меня тем, что никогда не отвечаете. Я не представляю себе почему вы делаете это! Меня задело за живое.
Сэр Николай, и она с неудовольствием отставила свою чашку, если в своих разговорах вы не будете придерживаться темы вашей работы, я буду вынуждена отказаться от места вашей секретарши.
Меня охватил ужас.
Конечно, если вы настаиваете, я так и сделаю, но мне так хотелось бы, чтобы мы были друзьями, и я не понимаю почему это так неприятно вам. Мы оба англичане, оба несчастны и оба одиноки.
Молчание.
Иногда я чувствую, что это не только потому, что на меня противно смотреть за время войны вы должны были насмотреться на многих, подобных мне.
Это право не так. Могу я теперь вернуться к работе?
Мы поднялись из-за стола и на минуту она была так близка ко мне, что надо мною взяло верх подавляемое в течение многих недель желание я не мог противостоять искушению.
Удерживаясь одной рукой за спинку кресла, другой я привлек ее к себе и прижался губами к ее рту, напоминающему лук Амура. Хорошо ли это или дурно, но какое это было наслаждение!
Когда я отпустил ее, она была бледна, как смерть, и, закачавшись, в свою очередь, ухватилась за спинку кресла.
Как вы смеете!.. задыхаясь произнесла она. Как вы смеете!.. Я сейчас же уйду! Вы не джентльмэн!
Для меня наступила реакция.
Думаю, что так, хрипло ответил я. В глубине души я не джентльмэн, и культурность это только внешняя полировка, сквозь которую прорывается мужчина. Мне нечего сказать это было минутное сумасшествие, вот и все. Вам придется взвесить стоит ли вам оставаться у меня или нет. Я не могу судить об этом. Могу только уверить вас, что постараюсь больше не сбиваться с пути, и, может быть, когда-нибудь вы и поймете, как вы заставили меня страдать. Теперь я пойду к себе, через час другой известите меня о своем решении.
Я не мог двинуться, так как мой костыль упал на пол и я не мог достать его. На мгновение она заколебалась, потом нагнулась и подала мне его. Она все еще была бела, как привидение.
Подойдя к дверям, я обернулся и сказал:
Мне очень стыдно, что я потерял сдержанность, но я не прошу вашего прощения. В случае, если вы останетесь, это будет только деловым соглашением. Даю вам слово, что больше никогда не поддамся подобной слабости.
Она пристально смотрела на меня. На этот раз я взял перевес над нею.
Затем я поклонился и заковылял к себе в спальню, закрыв за собою дверь.
Тут меня оставило мужество. С трудом я добрался до кровати и бросился на нее, слишком взволнованный, чтобы двигаться. Меня мучила мысль сжег ли я свои корабли или это только начало новых взаимоотношений.
Это
домой.»
Я знал, что это не так. Она просто не хотела взять их, чувствуя, быть может, что на этот раз достаточно поступилась гордостью, согласившись взять мои деньги, так что не сказал ничего, а только пожелал, чтобы она чувствовала себя лучше, когда, в субботу, придет снова в нашу парижскую квартиру. Она ничего не сказала, только приветливо улыбнулась мне и вышла, кинув головой.
Я не мог ответить Буртону и тоже только кивнул головой, после чего милый старик оставил меня одного. Все мое сердце разрывалось от боли и угрызений совести. Когда он ушел, я схватил письмо и открыл его.