Чертыхнувшись сквозь зубы, Майкл дернул за веревку и, не глядя на падающий вниз противовес, потянул спуск.
И тут же проклял себя за поспешность раму заколодило, пуля обожгла нижнюю планку, оставив дымящуюся дорожку.
В доме напротив хрустнуло стекло и все фигуры мгновенно исчезли из поля зрения о следующем выстреле нечего и думать, надо немедленно уносить ноги, не дожидаясь, пока охрана Грандера догадается и прибежит прочесывать здание. Тем более, застрявшую на полпути раму наверняка отлично видно.
Пнув ногой керосиновую банку, Майкл быстро похватал необходимое, мимолетно пожалев, что придется бросить пристрелянную винтовку, зажег спичку и кинул ее в лужу, прикрыв за собой дверь.
Черная лестница вывела его в двор-колодец. Майкл застегнул пальто, поправил шарф и шляпу, спокойно вышел на параллельную улицу, закурил и не спеша двинулся к тому самому шумному перекрестку.
У полицейской машины два человека что-то настойчиво пытались объяснить копу, указывая на полуоткрытое окно шестого этажа, а от парадного входа несся возмущенный бас мистера Каннингема, которого едва не уронили набежавшие детективы.
Майкл культурно выкинул окурок в урну и спустился в сабвей.
Все, что требовал контракт, он сделал. А уж убит Грандер или нет, станет ясно из вечерних газет, но в любом случае, из страны придется смываться наверняка ищейки уже встают на след. Против судьбы идти трудно, хотя можно упереться и поломать ее, добить Грандера во что бы то ни стало, но какой в этом смысл, если никто больше не заплатит? Значит, надо отсидеться, вернуться после того как волна уляжется, все забудется, и никакого ущерба репутация не понесет.
До вечера он выписал аккредитивы в банке, обменял ваучер на билет в конторе пароходства, забрал саквояж с чемоданом из камеры хранения на Пенсильвания-стейшен и уже перед самым отходом трансатлантика купил вечерние газеты.
Ни одна из них о стрельбе на Манхэттене не сообщала и Майкл решил считать это знаком раз господь хранит «золотого мальчика», пусть так оно и будет. Тем более что с живым и здоровым Грандером он чуть было не столкнулся в коридоре лайнера.
В двенадцать лет Панчо твердо знал, что ему предстоит закончить школу, а потом учительскую семинарию, скажи кто-нибудь, что ему вскоре предстоит стать бойцом Северной дивизии своего полного тезки генерала Вильи не поверил бы. В самом деле, сын уважаемого в Чиуауа учителя стоял заметно выше детей городских поденщиков, выше того класса поголовно неграмотных пеонов, составлявших армию генерала без малого полностью. Зимой Панчо даже носил ботинки, в то время как большинство его сверстников продолжали бегать босиком.
Конечно, он не принадлежал к местным богачам и спокойно дружил с мальчишками из бедных кварталов разумеется, с теми, кто ходил в школу, невзирая на трудности. Один из них, Хуан, как только началась восстание против диктатуры Порфирио Диаса, уговаривал Панчо бежать и примкнуть к вождям крестьянских отрядов. Но у Панчо перед глазами стояла будущая карьера на ниве народного образования и он постоянно отказывался.
Ровно до того момента, когда генерал Уэрта
совершил переворот и его войска вошли в Чиуауа, преследуя разбитые отряды повстанцев. Когда Панчо вернулся из школы, вместо дома дымилось пепелище, и никого из родных не оставалось в живых отца и двух братьев расстреляли за «поддержку либералов», а что случилось с женщинами, даже не хотелось думать.
Что сидишь?
Панчо поднял глаза над ним на лошади возвышался драгун с недобрым узким лицом, нос да скулы.
Дом был всхлипнул Панчо. Семья
Дом весь вышел! зло сплюнул всадник. А сестренка была хороша, да
Панчо, не помня себя, вскочил и бросился на солдата, но только для того, чтобы получить сапогом в лицо и без памяти рухнуть в смешанную с золой пыль.
В себя он пришел нескоро и долго сидел, молча глядя на остатки улицы каратели не пощадили никого, и некогда веселая Двадцать девятая превратилась в обезлюдевшие руины. Вечером его забрал Хуан и привел к себе домой. Наутро они продали единственное что осталось у Панчо ботинки и на крестьянской повозке выбрались из города.
Через два месяца скитаний они прибились к одному из отрядов «генерала Вильи», который только что взял пограничный город Сьюдад-Хуарес, и через Рио-Гранде к повстанцам тут же потекло оружие из Estados Unidos*.
Estados Unidos(исп.) Соединенные Штаты.
Северная дивизия славилась быстрыми маршами почти все ее бойцы ездили верхом и вскоре Хуан и Панчо, служившие посыльными при одном из подразделений, тоже получили по небольшой лошадке. Поначалу было трудно, и Хуан все время посмеивался над «белоручкой», но мало-помалу Панчо выучился чистить, седлать и кормить лошадь, а ко времени взятия Торреона стал отличным наездником.
За Торреоном генерал Вилья взял Сан-Рафаэль, за Сан-Рафаэлем Сальтийо и двинулся в обход через Паредон, но федералы, как тут называли правительственные силы, выслали навстречу целых шесть тысяч человек. Помеха не так чтобы очень большая, но армия могла выиграть время и понастроить вокруг Монтеррея укреплений.
В перестрелках Панчо и Хуан бывали и раньше, но настоящее боевое крещение они приняли у микроскопического селения Азуфроста. Невысокие горы синели на горизонте и зеленели поближе, лениво встающее солнце освещало равнину с небольшими холмами и проплешинами желтой земли меж зарослей колючего чапараля. Вдоль дороги торчали несколько белых зданий католической миссии и домиков, откуда жители сбежали, едва заслышав о приближении воюющих сторон, а на возвышенности в стороне поблескивала биноклями ставка генерала Вильи. Командиры разглядывали поле сражения, где выдержавшие первый натиск федералы спешно укрепляли батареи.