Дженнак поглядел вниз, будто надеясь увидеть бесконечную шеренгу столбов с туго натянутыми проводами. Но Тракт Вечерней Зари, и блестящие рельсы одноколейника, и проложенная рядом с ними линия эммелосвязи шли порядком южней и, минуя озерный берег, выходили к Удей-Уле западнее Байхола. Тут, собственно, сливались две дороги - ведущая от Шанхо, и вторая, от Сейлы, расположенной в дельте Ами, одной из гигантских рек Сайберна. Этот путь, соединявший восточное побережье с городами Росеайнела, прокладывался два столетия и стоил не одну тысячу жизней. Дженнак - вернее, Тэб-тенгри, почивший в славе вождь изломщиков и дейхолов - знал о том не по наслышке.
Сунув зрительный прибор в карман широкой куртки с капю шоном, он откинулся в кресле и прикрыл глаза. Сейчас ему не хотелось вспоминать прошлое - ни жизнь Дженнака, властителя из рода Одисса, длившуюся почти два столетия, ни прочие свои жизни Тэба-тенгри, Та-Кема и других персонажей I житейской драмы, чьи личины он надевал на день, на месяц или год. Сейчас он являлся лишь Дженом Джакаррой, богатым негоциантом и предпринимателем из Ханая, обосновавшемся в I Шанхо - персоной уважаемой, но слегка подозрительной, раз уж вызвал он интерес у разведки аситов. Впрочем, нежелательное внимание Ро Невары касалось не только и не столько нелегальных дел Джена Джакарры, как его прекрасной супруги, и было в этом внимании нечто личное, нездоровое, проистекавшее из ущемленного самолюбия и неисполнившихся надежд.
В том-то и состояла главная опасность! Не первый раз сталкивался Дженнак с членами рода Оро и знал, столь они упрямы, самонадеяны и хитры. И никого из них не стоило недооценивать, ибо хитрость этих людей оборачивалась тонким расчетом, самонадеянность - отвагой, и лишь упрямство так и оставалось упрямством. Что поделаешь, фамильная черта! Как и страсть к красивым женщинам!
Не открывая глаз, он нашел руку Чени и накрыл своей ладонью. Пальцы ее казались сильными и нежными, и прикосновение к ним погрузило Дженнака то ли в теплые воды южных морей, то ли в ласковые травы нагретого солнцем горного луга. Они были вместе уже шесть лет, и каждое мгновенье, проведенное с ней, мнилось Дженнаку даром божьим. Увы, не только ему! Этот Невара...
- Озеро, - сказала Чени, пощекотав его запястье. - Проснись, милый! Погляди! Какое огромное!
Байхол и в самом деле был велик. На карте - узкий и длинный полумесяц, но узость его являлась иллюзорной; не всякая сильная птица смогла бы перелететь его за день. Склонившись над плечом Чени, Дженнак видел, как зеленый лесной простор сменяется вдали серебристой гладью вод, блестящих и переливающихся перламутром словно створка огромной раковины. Солнце опускалось, но озерным волнам было не суждено принять и остудить пылающий диск: еще до заката «Серентин» пронесется над водами,
повиснет над берегом и медленно спустится вниз, к причальным шестам в крепости Удей-Улы. А когда светило скроется за лесом, корабль продолжит путь на запад, вдоль Тракта Вечерней Зари, к огромному городу Айралу, что стоит в горах между Сайберном и Россайнелом. Скорей бы очутиться там, подумал Дженнак, а еще лучше - в Роскве!
Из Росквы он свяжется с Аполло Джумой, главным из своих помощников. Если росковиты готовы, как утверждает в письмах Ах-Хишари, надо выступать; на северных и западных границах Россайнела сосредоточены войска, Первый флот может отправиться в море Чати в любое время, Второй и Третий поддержат Одиссар и Арсолану. Восстание вспыхнет точно костер из сухого дерева, и будет он для аситов погребальным...
- Что это? - не выпуская его запястья, Чени показала взглядом на темный блик, пятнавший створку гигантской раковины.
- Остров. Остров Удей-Сири, сын Байхола. Прежде - безлюдный, даже рыбаки туда не ходили, а теперь, я слышал, там стоят войска и есть гавань для винтоходов и транспортных барж. Ты увидишь, когда мы окажемся над островом... Место почти неприступное - повстанцам к нему не подобраться, а аситы могут патрулировать вдоль южных берегов.
- На кораблях? - спросила Чени.
- Разумеется. У них есть такие небольшие...
Дженнак внезапно замер, всматриваясь в две крохотные точки, возникшие у берега, в воде, и будто бы скользившие над ней, как две стрекозы в погоне за стайкой комаров. Он потянулся было к карману за трубой, но затем, оглянувшись на люк, ведущий в гондолу, решил, что можно рискнуть и обойтись без всяких приспособлений. Грудь его расширилась, вбирая воздух, легкое опьянение от избытка кислорода начало туманить голову; три-четыре вздоха - и он вошел в транс, привычно нырнул в него, не замечая леденящего холода Чак Мооль, прорвался сквозь черный плотный занавес и воспарил над озером - сам по себе, отдельно от серебристой громады воздухолета и бледно-желтой гондолы, что висела под ним словно соломинка в лапках стрижа.
Теперь внутренним своим зрением Дженнак воспринимал все окрест: и лес с повисшим в небе «Серентином», и ленту струившейся на юг реки, и высокий откос озерного берега с неохватными соснами, и застывшие волны с двумя блестящими металлическими аппаратами, что скользили в воде на широких легких поплавках, неслись все быстрей и быстрей, пока не оторвались от водной поверхности и не взмыли в воздух. Они казались крыльями чайки, загнутыми на концах и соединенными маленькой, выступающей клювом кабиной, где едва смогли бы разместиться три-четыре пилота - крошечные летатели в сравнении с исполинским гордым «Серентином», что плыл над I ними в вышине как облако над парой ласточек. Однако ноша, притороченная под их крыльями, могла бы сбросить облако с небес, пролив его дождем из пламени и дыма.