Какое-то сильное чувство сжало посередине груди, засасывая внутрь, в тот момент, как эльф сотворил эту нехитрую, но впечатляющую магию. Джулиан понял, что завидует. Завидует этой простоте, с которой Смимар творит волшебство, словно нечто обыденное, как умывание или приём пищи. Завидует его телосложению: Смимар был ниже, но крепче других воинов. Джулиан смотрел на блестящую от пота кожу на перекатывающихся от самых простых движений мышцах и хотел выглядеть так же. Так же играючи поднимать молот и играючи разжигать костёр одной лишь силой мысли.
Он помог кузнецу с костром, после чего они вместе поставили котелок и закинули в него трав, мяса и бататов из деревянного сундука со снедью.
Я собрал ягод, сообщил Джулиан. Ты любишь?
Кидай сюда, Смимар подставил котелок поменьше: для чая.
Они поставили на огонь и его, добавив немного ферментированных листьев.
Пока томилась в котелках пища, Смимар молча усадил Джулиана перед зеркалом и принялся вынимать у него из волос травинки и листики.
Ты умеешь плести косу? спросил воин.
Немного.
Ты должен плести крепче, Смимар распутал его волосы и принялся стягивать их в жгуты. Вот так. Иначе в бою неудобно. Потом можешь украсить. Если попросить Эолу, она зачарует твои волосы так, чтобы с них не упала ни одна заколка, как бы ты не носился по лесу.
Смимар стянул тугую косу узким обрезом ткани.
Спасибо, Джулиан осмотрел новую причёску. Так действительно было лучше, но он всё равно расплетёт её: стоило помыть голову, иначе заведутся паразиты. Он взглянул в зелёные глаза, отражавшиеся
на поверхности зеркала. Тебе говорили, что ты пахнешь смородиной?
Смимар не мигая смотрел на него с пару мгновений, а затем правая сторона фактурных губ медленно поползла вверх, обнажая синевато-белые зубы.
Этого не будет, сказал эльф рокочущим где-то на уровне солнечного сплетения голосом.
Джулиан широко раскрыл глаза и резко обернулся, словно вживую, не в зеркале, рассмотреть выражение лица Смимара было бы легче.
О чём ты? спросил он.
Смимар проигнорировал вопрос.
Приходи, когда тебе исполнится хотя бы двадцать пять лет, сказал он.
В человеческом мире я уже взрослый.
Мы не в человеческом мире.
Смимар поднялся с мягких листьев и направился к котелку, а Джулиан оглядел своё отражение в зеркале. Значит, дело было не в усталом виде.
***
Джулиан не знал, правильно ли он понял Смимара.
«Приходи, когда тебе исполнится хотя бы двадцать пять лет» могло означать как «не приходи вообще» или как «не лезь мне в штаны». Джулиан с самонадеянностью принца решил положиться на второй вариант перевода и уже через день, отоспавшись ночью и усыпив Йотля долгими тягучими ласками, направился глубже в лес, к лагерю кузнеца.
Джулиан подошёл с подветренной стороны, притаился за толстым стволом, увитым влажными лианами и дубовыми листочками. Смимар заплетал тёмные косы, сидя перед зеркалом в праздничной синей рубахе, расшитой чёрным бисером.
Джулиан понаблюдал за тем, как играет робкий утренний свет на мускулистых бёдрах, затем скользнул взглядом в вырез одежд на плече, которое то и дело поднималось, обнажая курчавые жёсткие волосы, и развернулся обратно в лес.
Йотль убьёт его, если узнает.
По пути к лагерю кузнеца он видел синюю ветреницу{?}[то же, что и анемона], сиявшую серебром в уходящем лунном свете. Джулиан прошёл мимо двух поваленных деревьев, лежащих в виде креста, мимо зарослей двухметрового папоротника, мимо древней зарубки на стволе дерева, обозначавшей два имени, и оказался в цветочном рае.
«Главное, чтобы в них не было сраных фей».
Джулиан осторожно пинал цветки, ещё не полностью раскрывшиеся, кончиком сапога, чтобы сразу пуститься наутёк, если в одном из них обнаружится задремавшая феечка, а потом срывал сиреневато-синий бутон. На седьмом ему не повезло: блеснули прозрачные крылышки, послышался писклявый тихий зевок.
Джулиан не дал себе времени на раздумья, а фее на то, чтобы проснуться и накинуться на него со своими острыми зубками и развивающими стремительные скорости крылышками. Он кинулся обратно к лагерю Смимара, перепрыгивая препятствия и путая следы, и остановился уже только у кромки леса, чтобы перевести дух.
Воин заметил его приближение сразу же, но Джулиан и не стремился скрываться теперь.
Тебе пойдёт, сказал он, раскладывая перед Смимаром свою добычу: шесть синих ветрениц. Одна была безбожно помята, но остальные ему удалось донести в целости.
Затем, когда Смимар отреагировал лишь поднятием брови, он сел за его спиной и принялся вплетать стебли цветов в тугую косу.
Собираешься на свидание? спросил Джулиан, завершая своё творение. Он старался, чтобы голос звучал как можно более равнодушно.
Всего лишь Совет, ответил Смимар, осматривая причёску.
Совет? Джулиан удивился. Он не слышал ни про какой совет.
Это совет воинов Йилийсэ. Можешь пойти со мной, если пообещаешь помалкивать.
Помалкивать? Джулиан ощущал себя ещё большим идиотом, чем когда только-только поселился в Великих Лесах: Йотль был куда более терпеливым проводником по миру эльфов, чем Смимар. Сложность заключалась в том, что Джулиан не был охотником, как Йотль. По эльфийским стандартам он был воином, а половая общность здесь была слишком сильна, чтобы юноша мог беспрепятственно товариществовать с охотниками. Те хорошо к нему относились, как и вообще все эльфы, ведь он был диковинкой и ещё, в довесок, ребёнком, однако именно воины принимали Джулиана за своего.