Он улыбнулся ей, и она в раздражении сжала одну руку в кулак, собираясь отвернуться, но он успел поймать её за запястье, не давая уйти.
Я не могу тебе сказать, прошептал он, потому что ты действительно убьёшь его, Маша. На самом деле, пробормотал он, и на его лице медленно погасла улыбка, я действительно думал, что ты убьёшь меня.
Она промолчала.
Конечно, я надеялся, тихо продолжил Дмитрий, что ты этого не сделаешь. Что, возможно то, что было между нами удержит тебя. Но всё же это был риск.
Да, был. Ты мог умереть, сообщила ему Марья. Я могла позволить тебе умереть.
Да, согласился Дмитрий. Но ты не позволила. Он осторожно протянул руку, взяв её за подбородок, и мягко поднял её лицо, чтобы заглянуть в глаза. Почему ты не дала мне умереть, Маша?
Она заставила себя отвернуться, но когда не смогла, просто закрыла глаза.
Дима, прошептала она с чувством стыда. Он, переместившись, обхватил её лицо ладонями, мягко коснулся губами её лба.
Это действительно так ужасно? прошептал он ей у виска, тяжело вздохнув. Маша, моя Маша. Неужели настолько ужасно то, что ты не смогла найти в себе силы убить меня? Многие влюбленные не смогли убить друг друга, ты же знаешь.
Я не люблю тебя, выдавила она, стараясь придать голосу холодность.
Она почувствовала, как он сглотнул, подавляя то, что было внутри.
Нет, ответил он после паузы. Конечно, нет.
Я не люблю, повторила она, беспокойно ёрзая. Потом, уже тише, добавила: Я не могу.
Он провёл пальцем по её щеке.
Ах, Маша, но ведь это разные вещи, правда? спросил он, словно знал больше, чем должен был, отчего её лицо болезненно дрогнуло.
Не надо все сводить к формальностям. Мы давно знали, что не сможем быть вместе, Дима. Знали ещё двенадцать лет назад, что у нас нет ни единого шанса. Мы выбрали свои стороны, и теперь
Нет. Ты выбрала свою сторону, напомнил ей Дмитрий, поглаживая её волосы. Марья распахнула глаза, встретившись с его взглядом. Ты выбрала. Ты не дала мне права выбора, разве не так?
Она моргнула.
Что?
Ты вышла замуж за Стаса, его голос был полон боли. Ты отгородилась от меня. Ты отдала свою жизнь другому.
Потому что я знаю, что ты, превыше всего, сын своего отца, начала она, но Дмитрий перебил её.
Нет. Нет, Маша, я сам по себе. Его ладонь легко обхватила её затылок, кончики пальцев коснулись шеи. Почему ты не позволила мне выбрать тебя? хрипло спросил он. Я бы пошёл за тобой, Маша, если бы ты попросила. Тебе нужно было лишь попросить, и я бы выбрал тебя, вместо всего остального.
Не надо, предостерегла его Марья, с трудом сглатывая. Дима, пожалуйста, не надо
Ты счастлива, Маша?
Вопрос застал её врасплох, заставив замолчать.
Ты счастлива? И я не о Стасе, продолжил он, и, несмотря на её отчаянное желание не чувствовать ничего, она не могла не вздрогнуть. Я помню, какой ты была, когда была счастлива, Маша. Я помню жизнь в тебе, но я не вижу её сейчас. И не видел её и тогда, в последний раз, когда мы встретились, и ты разгневала этим свою мать. Так скажи мне: ты счастлива быть великой Марьей Антоновой? пробормотал он, удерживая ее в пределах досягаемости своих пальцев. Быть палачом Яги, её правой рукой Маша, это то, о чём ты мечтала?
Она не смогла ответить. Сказать правду означало предать саму себя, свою жизнь, свою семью. Это означало бы признать больше, чем она могла позволить ни ему, ни себе, ни кому-либо другому.
Марья не ответила, но её молчание было достаточно красноречивым.
Я люблю тебя, напомнил ей Дмитрий. Его рука мягко коснулась её щеки, а она смотрела на него, отчаянно желая, чтобы он замолчал, или, что еще менее вероятно, заставил ее уйти. Я всегда буду любить тебя. До самой смерти. И если убьёшь меня именно ты, то знай наверняка: и это не отвернет меня от тебя. Я потрачу последний удар сердца на то, чтобы любить тебя, как всегда любил.
Только тебя, Маша, сказал он, и она в отчаянии склонилась, прислонившись лбом к его груди, которая всё ещё слабо поднималась и опускалась. Только ты, навсегда, я обещаю.
Остановись. Она зарылась пальцами в его одежду. Дима, не делай этого со мной
Мы могли бы сбежать, прошептал он. Мы могли бы оставить всё это позади. У твоей матери ещё шесть дочерей, Маша. Не слишком ли долго ты ей служила? И я тоже? Мы делаем это уже двенадцать лет, продолжал он, выстукивая их потери кончиками пальцев по её позвоночнику. За двенадцать лет без тебя я потерял себя. За двенадцать лет ты построила своей матери империю, полусерьезно напомнил он, и всё же, будет ли этого когда-нибудь достаточно?
Мы никогда не сможем убежать, возразила она. Она знала это наверняка. Никакая фантазия не могла сделать это правдой. Не теперь, Дима. Уже слишком поздно
Это не обязательно должно быть так.
Должно.
Почему?
Ей хотелось убить его, поцеловать, любить, обвить руками его шею. Даже в детстве он всегда думал, что всё понимает. Он искренне верил, к её вечному разочарованию, что мир можно уместить в простые объяснения.
Потому что должно. Потому что из-за того, что мы сделали, Дима. Из-за того, что я сделала