запретил слать обозы, кормившие поляков. Перешедшие на сторону поляков наемники и иностранцы роптали, не получая жалования. Денег у короля не было. В тылу разбойничали отряды Бутурлина, разорявшие уезды рядом с Путивлем, отрезая от войска хлебные южные земли, Одоевского, Нагого, Волконского и других, более мелких воевод, препятствуя подвозу пороха и продуктов. Осажденный гарнизон крепость Белой продолжал отбивать атаки поляков, связывая их силы, а сформированные резервы пришлось опять бросить в Валахию, где снова появились турки. И это были уже не войска степных, вассальных улусов, но янычары, которых денежными посулами отступить не уговоришь. Султан все же оторвал несколько отрядов от войска, выступившего на персов, и бросил на ненавистных ему развратных польских католиков. Так что помочь Владиславу было некому, и в январе он предложил Шеину переговоры о сдаче. Переговоры прошли на Жаворонковой горе. Узнав, на какие условия иностранные советники подбивают Шеина, Михаил с трудом, но поднялся с постели и потребовал от воеводы на следующий раунд взять только его и русских полковников. Из иностранцев разрешил только Лесли. Запас зелья взял с собой, наказав Прозоровскому следить, и как только он начнет слабеть, подсовывать ему флягу. Недовольных полковников просто арестовали в лагере. Их охраняли доверенные люди Семена Прозоровского и Михаила. Так что вредить советами они не могли. Перед началом переговоров Михаил имел беседу с Шеиным.
Значит так, тезка, говорить буду жестко. Стараниями твоих дружков меня вывели из строя, но кое-какая сила еще осталась. Сегодня рискну, попробую заставить короля пойти на более почетные условия, чем та гадость, что предлагали тебе. Сил потрачу немерено, а их у меня сейчас мало. Поэтому, как только Владислав предлагает почетные условия сдачи, вот здесь записано, что он предложит, соглашаешься и подписываешь! Понял? Никакой самодеятельности. Условия до выхода из лагеря переписать начисто, в двух экземплярах, что бы осталось только подписать. Большего я сделать не смогу. И так здоровьем и силой рискую, что бы твою задницу из позора вытянуть! Не послушаешься, предупреждаю, у меня указ о твоем смещении, пущу в ход, смещу и сам все на своих условиях подпишу, и поедешь ты на Москву как вор и предатель. Значит еще раз. Никакого ползанья на коленях перед поляком. Никаких ему знамен. Армия, все, кто могут, выходят с честью, с оружием, в лагере остаются только раненые и больные, которых поляки тоже возвращают беспрепятственно. Большие пушки и обоз оставляем, люди важнее, пусть подавятся. В залог уводим пленных поляков, что идти смогут.
Что? Ты опять про пушки? Ради них можешь и в ногах у поляка валяться? О чести думаешь? Честь не в чугуне. Честь в людях. А валяние на коленях перед Владиславом, то убыток не тебе, то бесчестие державе Российской и Государю. Что есть предательство. Понял? Так что и не пытайся! Мозги сварю! Будешь до смерти только мычать и кашку с ложечки есть! Раз говорю, значит смогу! Вспомни поляков на обмене вас с Михаилом! Так вот, то я им приказывал. Они выполняли, а потом сами удивлялись. Так что шаг в сторону и я из тебя идиота сделаю. Медики скажут удар у старика приключился! Уяснил себе? Тогда пошли. Что бурчишь? Да, я моложе, но уважения к старым дуракам не питаю. К тому же, знатней тебя. И меня Государь любит, а тебя нет. Уяснил? Будешь вести себя правильно? Тогда пошли. Небось Владислав заждался. И еще. Ксендзов потребуй с переговоров убрать. Негоже православным католиков лицезреть. Помешать они мне могут, ясно? Сил у меня после ранения меньше, чем обычно, не хочу на них тратиться!
На переговоры прибыли в новом составе. Впереди Шеин, за ним Михаил, за Михаилом Прозоровский и Лесли, причем последний тащил небольшую корзинку. За ними остальные воеводы помладше.
Владислав чувствовал себя хозяином положения, однако удивился, не увидев знакомых немцев, да и Шеин выглядел каким-то помятым и боязливо оглядывающимся. Король осмотрел новую свиту воеводы, и тут его под руку толкнул, совершенно непочтительно, пан Госневский. Заслуженный старик, но старик. И разрешения таких вольностей он ему не давал!
Что тебе?
Ваше Величество! Потребуйте убрать того боярина, что за Шеиным стоит!
Какого? Помоложе, что ли?
Да, того, бледного! И не смотрите ему в глаза, Христа ради!
Что ты несешь, пан?! Горилки перепил вчера?
Владислав посмотрел на стоящего сзади Шеина боярина. Ничего такого. Русский, как русский. Глаза серые. Но глядит твердо. А вот Шеин постарел, сдал, жалко старика! Царь ему и так за его деяния отплатит! Сошлет в Сибирь, там старик и помрет. Не буду я его на старости лет позорить. Проявлю великодушие. Пусть по Европе обо
мне слава пойдет, как о великодушном, но справедливом монархе. Пусть уходит со знаменами оружием и мелкими пушками. Победа все равно моя! Но осадные пушки пусть оставит. Надо же хоть какой-то трофей иметь. А я прикажу картину написать, как я капитуляцию русского войска принимаю, со славой. Стоп, какая картина? Пленных, пленных вернуть надо! Что? Согласен? С тем, что бы я потом его больных вернул в Россию? Хорошо! Где подписать? Красиво написали, грамотно, подготовились! Готово! Печать давайте! Все, сдались русские упрямцы! А что это с тем боярином, что за Шеиным стоял? Он что, совсем больной на переговоры явился? Вон, сознание потерял! Как бы не заразно. Поеду-ка я в свою ставку, надо вина для профилактики выпить!