На следующий день собрался совет. Пригласили Михаила, Семена Прозоровского, Полковника Лесли, его зятя Унзена и еще пару более-менее не вызывающих явного подозрения в измене иностранных полковников. Обсудили возможную попытку прорыва из лагеря. До Вязьмы, под которой, на берегу реки стоял резерв русского царя, было всего около 135 верст. Два хороших перехода, или около пяти дней для истощенных голодом, измотанных людей. Михаил по секрету сообщил Прозоровскому, что он прикроет выход его людей из лагеря, так что для поляков вылазка будет полной неожиданностью. Шеин прорываться категорически отказался. Предлог не хотел бросать осадные орудия. Никакие уговоры, что пушки отлить можно, а людей из могилы не поднимешь, на воеводу не действовали. На него махнули рукой. Хорошо, что хоть запрещать попытку прорыва не стал.
Так что появилась надежда, что после удачного прорыва к своим, отъевшиеся, отдохнувшие и отогревшиеся войны пополнят ряды полков заслона а потом вместе с ними нанесут деблокирующий удар, помогая войску Шеина. Пожарскому народному герою и дяде царя, Черкасскому, он противиться не посмеет. Вылазку назначили на последние дни ноября. Готовились. Поляки тоже как-то притихли и прекратили попытки взять лагерь. Так что с рассветом полки, готовые к прорыву, тихо стали приближаться к передовой линии осаждающих лагерь поляков. Михаил, проверив наличие восстанавливающего зелья, и убедившись, что Анна наварила его с запасом, держал отвод глаз, пока войско не подойдет вплотную к противнику. К сожалению, у Шеина совсем не осталось кавалерии. Большинство полков старого строя ушли на помошь родным, страдающим от набега татар еще летом, а у рейтар коней просто съели, все равно кормить было нечем, подохли бы. Так что лошади были только у командиров, и тех
им уступили воины из личного эскорта Михаила. Войска уже преодолели почти половину расстояния ло врага, как произошло непредвиденное. Тишину нарушил пистолетный выстрел, и князь Михаил свалился с седла. Отвод глаз упал, и поляки увидели наступающих. Короткая стычка закончилась в их пользу. Прикрывая отход, погиб полковник Унзен. Михаила подхватил Прозоровский, полковник Лесли помог затащить на коня, Семен передал ему все командование и потащил соседа к медикам. Спросил только:
Александр, не видел, кто стрелял?
Только силуэт, но знакомый. Увижу, опознаю! Довези!
Довезу!
Михаил вновь очнулся в руках к докторов. Немолодой хирург накладывал повязку. Князь услышал немецкую речь.
«Повезло, ранение груди навылет, в двух пальцах от сердца. И пневмоторакса нет. Должен выжить». Объяснял по-немецки доктор, бинтуя грудь.
Доктор, это вы обо мне? на том же языке спросил Михаил.
Да, вы говорите по-немецки?
Говорю.
Хорошо, мне легче, что вы все понимаете. Ранение навылет, пробито легкое, но на периферии, крупные сосуды не задеты. Так что десять дней покоя, хорошее питание и противовоспалительные отвары и все заживет. Хотя с питанием я, честно, погорячился. Но что есть, то есть. Первые три дня лежать неподвижно, бревном. Как я понимаю, вы не из бедных людей, так что слуги имеются.
Имеются, объясню.
Значит, лежать. Я раны не прижигал, считаю это варварством. Просто промыл кровеостанавливающим травяным отваром. Так что движение может вызвать кровотечение, имейте ввиду. Где ваша палатка? Через два дня я приду делать перевязку.
Пока я живу у князя Прозоровского, надеюсь, останусь там же. Если он мне организует другое жилье, то вы у него и узнаете.
Понял. Он вас и привез ко мне. И еще. Постарайтесь не кашлять тоже дня три. Кашель опаснее движения.
Хорошо. Спасибо, доктор. Мне опять повезло, вы тоже сторонник методов Парацельса?
Ого, а вы образованны. Да, я тоже следую его школе. Отдыхайте.
Врач вызвал четырех человек, все из его эскорта, и они быстро оттащили Михаила в шатер к Прозоровскому. Тот пришел через полчаса. Рассказал о происшествии на совете, где обсуждали неудачную вылазку. Полковник Лесли собственноручно застрелил другого командира, полковника Сандерсона, объявив того причиной срыва попытки прорыва и в покушении на князя. Шеин даже пикнуть не посмел. Прозоровский попросил Михаила остаться у него в палатке, что бы экономить отопление. Дров в лагере было совсем мало. К тому же так безопаснее. Михаил согласился и поблагодарил. Сожалел о сорванном прорыве, но от предательства никто не гарантирован. Он предположил, что после такого вопиющего безобразия Шеин прекратит слушать предателей-иностранцев. Но ничего больше сделать было нельзя. Он надолго выбыл из строя, а через две недели, когда он встанет на ноги и будет в силах вновь поддержать войска, будет уже поздно. Сил у истощенных голодом и холодом солдат на прорыв не останется. Оставалось только тихо лежать и поправляться.
Глава 42
Положение поляков было получше, но тоже сложное. Подвоз припасов был редок и нерегулярен. Паны не умели жить в палатках и греться у костров, так что мерзли в своих золотых шубах на козьем меху. Роптали. Обозы из Москвы прекратились, сказались письма Михаила и Прозоровского. Три голубя все же долетело, два царских и один князя, так что царь Михаил