Глава 11. Лусиан: Это был плохой город
Здесь было целых четыре постоялых двора и мы объехали их все, прежде чем остановиться разумеется, в последнем. Никогда не считал себя чересчур требовательным. Спал же я на лавке в доме повара, и ничего. Нос не морщил, губы не поджимал. Но здесь мне все время хотелось выйти на воздух или хотя бы умыть лицо и руки до скрипа. Мои спутники разделяли мои ощущения: из первых трех домов мы вылетели, будто нас оттуда гнали пинками. Вонь, грязь, липкий воздух, желтый дым.
В четвертом было все то же самое, но народу внизу сидело меньше, и на хозяине была соломенного цвета рубашка, а поверх нее жилет из белой овчины не засаленный, не облитый помоями, не пропахший застоялым потом, как у остальных. Будь моя воля, и будь здесь потеплее, я бы лучше ночевал в поле.
Мы заплатили за две последние комнаты, причем одна из них была такой тесной, что там мог поместиться только один человек. Другая была попросторней, зато в ней не было кровати на полу лежал широкий кочковатый тюфяк, который при нас девушка застелила чем-то вроде чистого покрывала. По крайней мере, она сняла его с веревки во дворе, и я видел, как она проверяла, высохло ли оно значит, точно стираное.
Мирча с Тудором видимо, ожидали, что я не стану спать на полу. Но Захарий рассудил иначе.
Нет, мы хоть и инкогнито, но я бы не стал оставлять принца на ночь без охраны. Так что если кто-то хочет провести ночь на кровати, может отправляться в собственную опочивальню.
При желании, правда, мы могли бы уместиться все вместе на этом тюфяке, хоть и в тесноте. Но Мирча не захотел тесниться и сказал, что одну ночь поспит как граф, не слыша нашего храпа. Мы засмеялись. Никто из нас не храпел, и мы все это отлично знали.
Вначале я хотел спуститься вниз один, послушать, о чем говорят другие постояльцы, но Захарий снова решил быть моим телохранителем и направился вместе со мной. А с двумя незнакомыми путниками, как известно, разговаривают куда менее охотно, чем с одним. Мы втиснулись на лавку возле входа, я пил что-то, по вкусу больше всего напоминающее жареный ячмень, разведенный водой, и думал, что моей лошади этот напиток понравился бы куда больше, чем мне. Захарий и вовсе насупившись смотрел в кружку, но не сделал ни одного глотка.
Я пытался вслушаться в разговоры, но слышал только монотонный гул.
Ничего не понимаю, пожаловался я Захарию. О чем они говорят?
Захарий пожал плечами.
Я не вслушивался. О чем они могут говорить? Меня волнует, почему здесь все постоялые дворы забиты, как в ярмарочный день, хотя ярмарка не здесь?
Беженцы? Вспомнил я.
Голова была тяжелой, думалось с трудом. Я будто бы и не помнил, для чего я здесь. Захарий меня ткнул локтем в бок. Тычок получился ощутимый, я даже вскочил. Попытался вскочить, но лишь поднял голову со стола.
Вы спите, сказал мне Захарий, и я едва глаза держу открытыми. Пойдем спать.
Пойдем, согласился я, но вместо того, чтобы пойти в сторону лестницы, которая вела в наши комнаты, направился к выходу и выскочил на улицу, хотя был без верхней одежды.
Мороз пробрал меня до самых костей. Я отошел к забору, набрал пригоршню снега и приложил к вискам, растер холодными пальцами шею. Все во мне говорило, что отсюда надо уходить. Но куда? Стояла глубокая тьма, даже звезд не было. Я выглянул за забор дома походили на коробки с темными слепыми окнами. Даже дорогу спросить не у кого. И лошадям нужен отдых, им тяжелее, чем нам. А уж они, разгоряченные после дня скачки, точно не могли ночевать в снегу. Нам и костер-то разжечь сейчас будет не из чего.
Если бы я был на своей заставе, то даже бы думать не стал, поднял бы всех по тревоге. Хотя, с другой стороны разве сейчас я не на своей заставе? Чего я боюсь? Что мы замерзнем? Устанем? Собьемся с дороги? Да, вздохнул я. Именно этого я и боялся. Особенно после предупреждений Вилема. Не ездите затемно, оборотни нападают на путников.
Я постоял еще немного, так ничего и не решив, и вернулся в дом. Мне казалось, что пока я проходил по залу, меня никто даже не заметил. Но стоило мне подняться на лестницу, как в мою спину ударилось что-то тяжелое. Я успел в последний момент напрячь мышцы, и камень или что там было, отскочил вниз, а я резко развернулся. У подножия лестницы стояли трое. И они покинули свои места явно не для того, чтобы пожелать мне спокойной ночи. Я поискал глазами хозяина его не было. Проклятье! Бежать было нельзя, но и отбиваться было нечем. Я опустил глаза вниз. У моих ног лежал мешочек, бугрящийся то ли горохом, то ли камешками. Я слышал о таких, но никогда не видел. Даже не представлял, как они называются. Я быстро подбросил его носком сапога, поймал в ладонь, взвесил. Он был тяжелым. Если брошу кому-нибудь могу подбить глаз. Но вряд ли это мне
сильно поможет. Ну уж нет! Я не умру на вонючем постоялом дворе в пьяной драке! А если уж умру, то только потому, что не смогу выбраться из-под горы трупов. Хотя тот еще вопрос, каким образом на мне окажутся верхние трупы. Вечно у меня самые неподходящие мысли в самые критические моменты.
Я развязал мешочек и быстро махнул им слева направо. Камни полетели в нападающих, конечно, никто из них не обладал достаточной выдержкой, чтобы не уклониться от града, пусть даже камешки и не могли навредить им. Я подскочил на пару ступенек выше и дернул грубый кусок дерева, служивший перилами. Со скрипом, но деревяшка оторвалась. Теперь я был вооружен дубиной. Отлично, принц Лусиан, просто отлично. Незнакомец расхохотался, и я повторил его смех.