Гермиона облизывает губы и кладет ладони под бедра, поставив ноги на маленькую жердочку между ножками. Сердце почти не бьется, так медленно и надрывно стучит, испытав за этот бесконечный день такой чудовищный стресс, что Гермиона даже не знает, с чего начать.
Единственная мысль, набатом стучащая у нее в голове: он здесь.
Он здесь.
Надо обработать раны, ее голос совсем разбитый.
Гермиона смачивает тряпку и крепко ее выжимает, после чего придвигается к нему и тянет руку. Северус отводит голову в сторону. Это ранит ее. Девушка облизывает губы.
Позвольте мне, просит она, пожалуйста.
Ей и без того приходится одной жить с воспоминаниями, которые он ей оставил. Она соблюдает субординацию, хотя ей тяжело это дается. Это добровольная пытка: любить человека, который забыл об этом.
Северус какое-то время колеблется, а после медленно поворачивается к ней, но голову сам не поднимает. Гермиона тянется к нему, убирает пальцами темные пряди, открывая взору его лицо, и внутри у нее все холодеет, но она не показывает виду.
Его сильно били, неоднократно и жестоко. Здесь совсем нет ударов от заклинаний, мракоборцы применяли физическую силу, а он смиренно терпел, зная, что один ответный удар обеспечит ему билет в один конец до Азкабана без слушания.
Она промывает раны, стирает с его лица запекшуюся кровь, осторожно касается болезненных ссадин. Вода в тазу после третьего раза окрашивается в бледно-красный. Гермиона делает вид, что держится.
Она заставляет себя держаться.
Над бровью ссадина настолько свежая, словно ее нанесли ему сразу перед тем, как доставить его в Министерство. Гермиона осторожно касается ее, и Северус, не сдержавшись, чуть морщится.
Вам больно? осторожно спрашивает она.
«Мне больно, что ты видишь меня таким»
Северус молчит, лишь смотрит на нее, всё это время смотрит. Взгляда оторвать не может. Смотрит на ее усталые, полные иссякающей бравады глаза, темные круги под ними, непослушные каштановые кудри, наспех заколотые сбоку заколкой. Такая юная и такая взрослая.
А сама смотрит так, что все сжимается внутри.
«Что же ты делаешь, глупая девчонка? Почему не понимаешь, что я обязан тебя отпустить?»
За пределами дома слышатся хлопки. Северус чуть дергается, но скорее от неожиданности, чем от испуга. Гермиона на мгновение смотрит в окно гостиной, ведущее во двор, и снова возвращается к нему.
Мракоборцы, устало сообщает она. Патруль ежедневный, приказ министра.
Девушка убирает пальцем прядь с другой стороны его лица и ей хочется, чтобы Северус посмотрел на нее так же, как сделал это тогда. В тот самый первый вечер ее сна в его гостиной.
Она даже на мгновение замирает, хочет поймать это мгновение. Хочет, чтобы он вернулся к ней. Не так много она и просит.
Стены дома дрожат, и Гермиона снова бросает безучастный взгляд в окно. Темные пятна мракоборцев мелькают за окном, виднеются вспышки света.
Защитные чары, поясняет она. Еще одно условие министра.
Гермиона ведет прохладной марлей по изувеченной коже и вглядывается в каждую черту его лица. Несмотря на все ссадины, все наливающиеся гематомы и грядущие шрамы это все тот же Северус. Ее Северус.
Человек, который даже не представляет, что олицетворяет сейчас весь ее мир.
Почему вы молчите?
Гермионе так хочется услышать его голос. Хоть слово, что угодно. Она боится, ужас как боится, что за время, проведенное в Азкабане, они что-то сделали с ним. Северус лишь тяжело, с дрожью вздыхает, глядя на нее.
«Потому что не могу. А если бы мог, ты сразу бы обо всем догадалась»
Я что-то сделала не так? а что она еще может спросить?
«Ты всё сделала так. Ты сделала даже больше»
Девушка чуть морщится, думая о чем-то своем, а Северус не может заставить себя сказать ей даже слово. Он трус, самый настоящий трус. И он признает это. Он боится привязать ее к себе, боится давать надежду. Боится забрать ее жизнь, украсть ее молодость.
Он всегда любил ее, он ничего не забыл.
Он не позволил бы этому исчезнуть.
Нужно поменять воду, отводит она взгляд.
Гермиона суетится, встает с места, подходит к раковине и включает воду. Стоя спиной к нему, Гермиона позволяет слезе стрелой скатиться по щеке. Она с остервенением смахивает ее, глубоко вдыхает и выдыхает.
Северус видит, как напряжены ее плечи, как вся она дрожит. Ему хочется наплевать на свою физическую боль, хочется подойти к ней, сжать маленькое тело в объятиях и крепко прижать к себе, защитив
от пули.
Хочется целовать ее уставшие веки, россыпь веснушек на щеках. Хочется забрать у нее всю печаль. Хочется сделать так, чтобы она больше никогда в жизни не испытывала боли.
Но
Она снова присаживается за стол и берет в руки марлю. Ей так нестерпимо досадно, что он совсем не идет ей навстречу. Она совсем не знает, как ей поступить. Гермиона многое бы отдала, чтобы снова заснуть.
И оказаться там с ним по второму, третьему, бесконечному кругу.
Северус снова чуть морщится, когда она касается ссадины над бровью. Гермиона тут же склоняется вперед.
Сейчас, шепчет она и, слегка прикоснувшись к его лицу пальцами, осторожно дует на рану, прикрыв глаза.
Ворвавшись в его личное пространство, Гермиона снова чувствует, как мысли пронзает воспоминаниями. Она почти ощущает его ладони на своих лопатках, растворяется в этом мгновении, едва касается губами его лба.