Спасибо, осушив стакан в три глотка, Карел смотрел без следа былой иронии. Уголки властного рта опустились вниз, вокруг глаз проступили морщины, да и сам взгляд не мог принадлежать молодому человеку так глубоко и проникновенно способны глядеть лишь старики на пороге смерти.
Пора заканчивать представление.
С некоторым трудом мужчина поднялся:
Мисс Клематис, позвольте представится. Потомок Повилики Балаш и Ярека Замена, ваш весьма отдаленный родственник, в одна тысяча восемьсот шестьдесят пятом нареченный при рождении Карелом, серые глаза блеснули опасной сталью, когда высокая фигура согнулась в поклоне. Полина не отводила взгляда отточенность манер, благородство движений выдавали в собеседнике выходца из другого века. Распрямившись, мужчина шагнул в ее сторону.
Но вы можете звать меня Гиностемма.
Шелковый пояс упал на пол. Полы халата распахнулись, обнажая подтянутый торс. Под левым соском из глубины от самого сердца пробивалась наружу и обвивала тело черная лиана с крупными ажурными пятилистьями.
Мать-и-мачеха
Заваривай лист на вечерней росе и пей на грядущий сон. От тьмы и дурного расставь по углам букеты желтых цветов, а прочее высуши, зашей в полотняный мешочек и спрячь под подушку для легких грез. Дарит мыслям покой, а телу бодрость двойственность придорожной травы. Но если одиночество гложет душу, иль сердце жаждой любовной бьется осторожней будь. Дарует мать-и-мачеха ищущим вещие сны.
Из наставлений матушки Саи, деревенской ведуньи.
*
Кухня перед глазами плывет и качается. Садовники явно улучшили формулу пестициды дурманят мозги, а не только лишают сил. Магия Халлербоса быстро поставит на ноги, но пока они подгибаются и не слушаются точно ватные. Приходится ухватиться за край стола, благо моя собеседница увлечена созерцанием обнаженного торса и не замечает постыдной слабости. Завалиться перед ней бесформенным кулем абсолютно не хочется, и я невольно задумываюсь с чего вдруг мнение какой-то девчонки стало важным для прожившего больше полутора веков. Впрочем, Клематис не какая-то она пра-пра-правнучка Тори и я невольно ищу в ней знакомые черты. Но чертовы Повилики копируют отцов, забирая от матерей лишь природную суть. Этот росток и выше, и тоньше завядшего столетье назад, а уж неудержимой энергией и вовсе не сравним
с задумчивой и нежной мадам Ларус. Роднит нас троих не внешность проросшие знаки на телах явно принадлежат одному мастеру. Единая манера исполнения, почерк и природный талант в каждом лепестке барвинок, клематис и гиностемма взяты с одной картины. Как я мог быть таким слепцом, что не разглядел в Виктории родню при первой встрече? Молодость и извечная эгоистичная уверенность в собственной уникальности сыграли злую шутку, стоившую ей жизни, а мне души.
Клематис, однако, не дает мне погрузиться в излюбленную пучину воспоминаний и сожалений. Взбалмошная девчонка думает слишком громко. Благо, доступен лишь ограниченный спектр мыслей, но и от этой карусели голова идет кругом. Вопреки ожиданиям, девочка не напугана она поражена, взбудоражена происходящим, и все еще рассматривает стратегию нападения с помощью старой метлы. Ей нестерпимо хочется завалить меня сотнями вопросов и до дрожи в пальцах коснуться узора гиностеммы. Признаться, клематис, выглядывающий из ворота банного халата, и меня манит нестерпимо цветок живой, яркий, податливо реагирующий на чувства хозяйки. Когда она очнулась в чужой постели лепестки обрели тревожный оранжево-алый абрис, а листья налились ядовито-салатовым. Теперь юная мадемуазель больше не боится соцветия сменили агрессию на пастельные тона. Потрясающе! Кажется, наклонись к шее и ощутишь сладковатый аромат нагретой солнцем лозы, коснись кожи и почувствуешь хрупкость и нежность едва распустившегося бутона. Родовая магия в действии не в этом ли суть юной Повилики, находящейся в поиске господина и заманивающей в свои сети? Или меня влечет отдаленное родство, утихшая, но не отпустившая боль утраченного и не свершённого?
Есть что-то еще едва ощутимое, на задворках сознания, подобное пугливой не оформившейся мысли или едва заметному уколу интуиции. Не могу определить и подобрать название неуловимое, как след знакомого аромата в пустой комнате и обнимающий уют старого кресла. То же самое я почувствовал рядом с Тори при первой встрече, подобное испытал в салоне Белой Розы, а теперь Клематис бередит в душе то, что не понять и не объяснить. Но гиностемма черна и безжизненна, и нет в целом мире силы, способной напитать соком отмершие листья, вернуть силу тугим, засохшим стеблям, связавшим меня путами вечной одинокой жизни без смысла и любви.
Ухмыляюсь, поймав мысль девчонки о моем теле. Непрошенным приходит вопрос знала ли она мужчин? Одергиваю сам себя конечно нет! Иначе, Клематис бы, как Виктория, даже не взглянула в мою сторону. Такова их суть, природа, которую никто из нас не выбирал. Осознание и решение настигают одновременно делаю шаг навстречу, подхватываю не успевшую ускользнуть ладонь и прижимаю к груди там, где, обрекая меня на жизнь, беспощадно и ритмично бьется сердце, там, откуда пробиваются сквозь кожу ростки лианы. Ничего не происходит лозы мертвы и черны, только тонкие холодные пальцы испуганно трепещут под моей рукой, да темные вишни глаз блестят вопросительным удивлением.