Джонас долго молчал. Она надеялась, что он скажет хоть что-то, что разрядит напряжение, все еще сковывающее ее.
Что бы ты делал, если бы не был в «Кровавой Секире»?
Его большой палец провел по жесткой щетине бороды, пока он обдумывал ответ.
В идеале у меня было бы столько соласов, что мне никогда больше не пришлось бы работать. Я жил бы во дворце, ел бы мясо и пил эль, пока меня обслуживают красивые женщины.
Силла закатила глаза.
Тебе кто-нибудь говорил, что ты совершенно бесстыжий, Джонас?
Множество раз, вздохнул Джонас. Почему мне вообще должно хотеться уйти из «Кровавой Секиры»? Мерзнуть до костей и жрать дрянную стряпню Сигрун месяцами. Что может быть лучше?
Похоже, тебе это не по душе.
Силла украдкой посмотрела на него. В чешуйчатых кожаных доспехах, с оружием, надежно закрепленным на поясе, и висками, выбритыми почти до кожи, Джонас выглядел тем самым грозным воином, которого она видела в битве с «Железными Воронами». А осознание того, что этот человек только что признался, что хочет затащить ее в постель от этого у нее кружилась голова.
Джонас долго молчал.
Думаю, азарт угас.
Тогда почему ты все еще этим занимаешься?
Мне нужны соласы.
Это ты предельно ясно дал мне понять. Она нахмурилась. Почему ему так нужны деньги? Разве ты не мог бы зарабатывать их каким-то другим способом? Разве счастье не важно?
Это сложно.
В чем именно сложность?
Джонас колебался.
Мне нужно присматривать за Илиасом.
Ты заботливый брат.
Джонас фыркнул, но ничего не добавил. Значит, он действительно сильно привязан к брату. Она замечала, как они часто сидели вместе, погруженные в разговор или за игрой в кости. Их было легко представить дополняющими друг друга Джонас, сдерживающий безрассудность Илиаса, и Илиас, приносящий в жизнь Джонаса ту легкость, которой ему самому явно не хватало. Она еще раз взглянула на холодного, эгоистичного человека рядом с собой, пытаясь понять, не скрывается ли под этим что-то большее.
Если бы тебе не нужно было присматривать за Илиасом и не пришлось бы думать о деньгах, что бы ты тогда делал? Если бы мог заняться чем угодно?
Он раздраженно выдохнул.
Не знаю.
А я бы хотела свою ферму, сказала Силла, отчасти чтобы заполнить тишину, отчасти потому, что сама мысль об этом наполняла ее теплом изнутри, словно мягкая, свежая сладкая булочка. С несколькими животными и большим садом. Я бы проводила весь день у очага, месила тесто, варила в котле скаус, а вечером сидела бы в гнезде из овечьих шкур с чашкой горячего роа у очага. Она на мгновение замолчала. И у меня были бы куры.
Джонас приподнял брови.
Ты хорошо все продумала.
Долгие дни на кухне способствуют мечтательным мыслям, пожала она плечами. А что бы ты делал?
Убийства мой единственный талант. Какой смысл мечтать о том, чему не суждено сбыться? Это моя жизнь. Мне не суждено быть кем-то другим.
Но это ведь возможно. Сколько зим видел Илиас?
Двадцать одну, ответил Джонас. В его голосе появилась ледяная нотка, но Силла проигнорировала предупреждение.
Ему действительно нужна твоя защита? Он кажется вполне самостоятельным.
Нужна.
Она тяжело вздохнула. По его тону было понятно, что вопрос закрыт. Они продолжили путь в тишине.
Силла почувствовала запах рынка еще до того, как они добрались до него: смесь животных, древесного дыма и горячего железа кузницы. Волнение и тревога смешались в груди. Там будет полно людей, а значит, ей нужно быть начеку.
Когда они свернули за угол, перед ними открылся рынок. Ряды столов под навесами чередовались с лавками, откуда доносились крики торговцев. Овцы и козы беспокойно блеяли, молот кузнеца громко лязгал по металлу, а с повозок с глухим стуком выгружали ящики весь этот хаос сливался в живую симфонию городского шума.
Силла прижала руку к животу, быстро пробежавшись взглядом по площади, в поисках Клитенаров. Пара в дальнем конце, идущие мимо хлебного прилавка. Еще двое у стены лавки, где продавались яркие полосы ткани с орнаментом.
Значит четверо, подумала она.
Ее внимание привлек странный озноб, пробежавший по венам. Она обернулась и увидела, что Джонас изучает ее. Его руки были скрещены на груди, золотистый свет дня подчеркивал четкость его скул и пряди бороды. Силла не смогла отвести взгляд.
Эй! рявкнул грубый голос.
Резкий толчок в спину и Силла полетела вперед, падая на руки и колени на утоптанную землю.
Они нашли меня, пронеслось в ее голове, паника захлестнула грудь. Все кончено.
Г
ЛАВА 25
Гомон рынка становился все тише, когда на периферии зрения у Джонаса все потемнело. Гнев закипал в груди, взгляд сосредоточился на мужчине, который сбил Силлу с ног. Он был крепкого телосложения, в доспехах из вареной кожи, на лице самодовольная ухмылка, когда он бесцеремонно протискивался мимо. Джонас схватил его за ворот и врезал кулаком прямо в челюсть.
Силла издала сдавленный звук, пытаясь вскочить на ноги, но это уже не имело значения. Джонас уже взялся за дело и не остановится, пока не закончит. Бородатый мужчина не замешкался, и тут же замахнулся в ответ. Но он не знал, с кем имеет дело не знал, что Джонас провел годы, уклоняясь от ударов и доводя до совершенства собственное чувство справедливости. Он легко увернулся, опустился и нанес мощный удар в живот мужчины. Смутное ощущение боли отозвалось в костяшках пальцев. Завтра он об этом пожалеет, но сейчас его вело лишь боевое возбуждение.