Джонас глубоко вздохнул.
Чем старше я становился, тем больше пытался защищать мать, но это только всё усугубляло. Он вышибал из меня весь здравый смысл, а потом возвращался к ней с новым рвением. Мы жили в постоянном страхе перед его гневом. Он называл это «тёмным наваждением». Говорил, это не его вина. Никогда не было его виной. В тот день он наконец зашёл слишком далеко. Он убил её. Джонас остановился, сжав кулаки. Рука Силлы провела по его руке, ее прикосновение успокаивало. Я отправил Илиаса к вязу, а сам вернулся в дом. Отец рыдал над её телом. Я сорвался. Сбросил его с неё и заставил заплатить за каждый удар, что он когда-либо ей нанёс.
Между ними повисло молчание. Джонас зажмурился. Неужели он совершил ошибку, рассказав это ей? Он никогда раньше никому не говорил об этом. Даже Рей не знал. А если она больше никогда не посмотрит на него так, как раньше?
Его глупый рот продолжал говорить:
Мы пошли на Собрание и я встал перед ними, прося суда. У нас были свидетели, хорошие друзья и соседи, которые подтвердили, каким жестоким был мой отец. Его убийство признали справедливым. Но смерть моей матери её смерть от его рук сочли убийством.
Ее горло пересохло.
За это Законоговоритель лишил его земли и конфисковал всё золото в пользу Короны. Мы с Илиасом остались без наследства. Не имея ничего, кроме черной метки на нашем имени, мы решили покинуть общину. Лишь доброта нескольких друзей и соседей позволила собрать достаточно монет, чтобы добраться до Суннавика. Именно там мы встретили Рея и присоединились к «Кровавой Секире». Постепенно заработали себе имя в этом королевстве.
Вечное пламя Он проглотил комок размером с валун, застрявший в горле. Он чувствовал себя опустошённым, но в то же время ему стало легче. Быть услышанным значило больше, чем он ожидал. А если кто и мог понять, так это она женщина, которую тоже лишили всего, что по праву ей принадлежало.
Он наблюдал, как она подбирает слова. И когда Силла наконец заговорила, он приготовился к худшему. Но, как всегда, она его удивила.
Я тоже убила свою мать в каком-то смысле.
Брови Джонаса взлетели вверх, и он быстро заморгал. Через мгновение он потер большим пальцем тыльную сторону ее руки, что, как он надеялся, было ободряющим жестом. Он был неуклюж в таких вещах. Но старался ради неё.
Это случилось, когда мне было десять. Прошло десять лет, а я все еще не понимаю
Джонас почувствовал, что она также не уверена, стоит ли делиться этим с ним, поэтому промолчал.
Если бы я не забыла богом забытый укроп, все могло бы закончиться иначе. Она облизнула губы. Пока
я была на рынке, случилось затмение, и я, переволновавшись, не положила укроп в корзину. Поэтому я вернулась за ним, пока мама готовила тесто для хлеба. А когда я вернулась домой, ее уже не было. Её увели Клитенары.
Джонас напрягся.
Сосед донёс на нас сказал, что в нашем доме прячется гальдра. Ложь, конечно у нас не было никакой магии. Я поссорилась с его дочкой. Она потом утверждала, что я «выпустила свет из ладоней». Но я не выпускала! Это был блик, отражение от воды, от пруда. Она была впечатлительная, с буйной фантазией Рассказала родителям, те Клитенарам. Самое неприятное во всем этом то, что они утверждали, что моя мать призналась, что это от неё исходил свет. Она сказала им, что она она искала слово Несущая пепел. Я даже не знаю, что это такое, но знаю, что у моей матери такого не было. Она не была Гальдрой.
Силла нахмурилась.
Зачем она это сказала? Чтобы спасти меня? Чтобы снять с меня подозрения? Я не знаю. Я обдумывала это так много раз. Если бы я была дома, я смогла бы рассказать о пруде, о вспышке света. Я смогла бы защитить ее. Её голос стал глухим, глаза затуманились. В следующий раз я увидела её уже прикованной к столбу. С кляпом. Я не могу забыть ее глаза. Ее красивые, сияющие зеленые глаза. Я видела, что она хотела, чтобы я отвернулась. Но я не могла. Я хотела, чтобы она знала, что кто-то в этой толпе её любит. Я я смотрела всё до конца. Я видела, как она умерла. Меня заставили бросить камень. Я помогла убить её, Джонас.
Она задрожала и он прижал её крепче, в животе сжался тугой узел. Он не знал, что сказать, поэтому крепко обнимал ее, пока прошло несколько минут молчания.
Силла отстранилась и посмотрела на Джонаса широко открытыми честными глазами.
Ты хороший человек, Джонас.
Он едва не закашлялся.
Ее рот был сжат в жесткую линию:
Правда. Я вижу это по тому, как ты заботишься о своем брате. Ее брови нахмурились. Не каждый стал бы делать то, что делаешь ты.
Он молча смотрел на нее.
Ты хороший человек, Джонас.
Я плохой человек, Кудрявая. Он убрал прядь с её лица. Но ты заставляешь меня верить, что мог бы быть хорошим.
Силла моргнула. Он почувствовал, как грудь становится слишком тесной для сердца.
Что? прошептала она. Почему ты так на меня смотришь?
Он наклонился и поцеловал её. Медленно. Глубоко. Потом прижался лбом к её лбу.
Я хочу увидеть тебя после Истре. Что, если я приеду в Копу и нанесу тебе визит? Он провел рукой по гладкому изгибу ее щеки. Тебе бы этого хотелось?