Слишком поздно! вскрикнула лэди Файр в отчаяньи. Разве вы не слышали?
Нет, нет еще не поздно! воскликнул Глим. Рабочие не заявят о прекращении забастовки до завтрашнего утра если они только не совсем потеряли голову. Вы мне не дали докончить у меня имеются, очевидно, более точные сведения. Я имею новости, что фабриканты уступят по всей линии, если рабочие продержатся только еще сутки.
Они должны продержаться! вскрикнула лэди Файр. О, если бы Годдар был здесь!
Да, это было бы самое лучшее! Я могу послать телеграмму в Экклесби но это не даст нам полной гарантии. Нужно поймать Годдара во что бы то ни стало. Он должен лично поехать с ночным поездом или с ранним утренним и тогда
Он победит! вскрикнула восторженно лэди Файр.
Конечно. Пришел, увидел, победил. Теперь это уже наверняка. Зато я и загнал трех лошадей, чтобы его найти. Я был в отчаянии. Я знал, что он уехал из Экклесби. У него на квартире меня уверяли, что он еще не приезжал в Лондон, и ждали его не раньше чем через несколько дней. В клубе тоже его не видали.
Тогда я решил приехать сюда. По крайней мере, я удивлен, что он в Лондоне. Если же я его не найду, тогда кто-нибудь другой должен будет поехать в Экклесби.
И Годдар лишится торжества победителя? Нет, нет, его непременно нужно разыскать. Кроме того, рабочие никому не поверят, кроме него.
Я думал, в крайнем случае, сам отправиться туда, сказал Глим. Мне бы они, я думаю, поверили.
Кто угодно, только не рабочие! Член парламента во фраке, в шесть часов утра! Да к тому же вы бы и простудились на смерть!
Лэди Файр шутила, но внутренне вся дрожала от скрываемой радости.
Она побледнела от волнения. Несколько мгновений она сидела, опустив голову, а затем, вскинув свои длинные ресницы, посмотрела на Глима с полузастенчивой улыбкой.
Что вы мне дадите, если я скажу вам, где вы его можете найти?
Что угодно! вскрикнул Глим. Скажите, где он?
В Midland Grand Hotel. (в большом отеле «Мидлэнд»).
Она проговорила эту ложь с изумительной непринужденностью и обаятельной улыбкой. Он схватил шляпу со стола, как бы собираясь уйти.
Я должен был, не теряя времени, приехать к вам. Вы не женщина, а какой-то ангел. Вы приходите на помощь к нам смертным во всех трудностях жизни.
Лэди Файр с улыбкой протянула ему руку.
Я не хочу вас задерживать! Поезжайте скорее.
Едва он ушел, как она разразилась взволнованным смехом, счастливая, что ей удалось так легко его провести.
Во время разговора с Глимом в ее голове возникла причудливая мысль, которая быстро и незаметно для нее самой превратилась в непреодолимое желание. Ее женский ум быстро выработал необходимый план и ложь была сказана с такой непринужденной искренностью, что Глим ей поверил без всякой задней мысли.
Лэди Файр была в сильном возбуждении. Она волновалась тем сильнее, что не имела привычки к рискованным шагам.
Она вела открытую, но примерную жизнь. Ни одна сплетня не коснулась ее имени. Сэр Эфраим окружал ее любовью, она благодарно помнила эту любовь и до сих пор равнодушно и одинаково бесстрастно относилась к своим многочисленным поклонникам. Если она время от времени и не считалась со строгим этикетом, то ей это разрешалось в силу ее общественного положения.
Поехать ночью в дом политического деятеля для того, чтобы передать ему политическую новость в этом не было ничего необычного. Но передать весть о победе человеку, которого она любила, зная, что ее приход будет равносилен открытому признанию в любви это совсем меняло дело. Это было безумно, смело и невыразимо приятно. И минуты эти были самые счастливые в жизни лэди Файр.
Она подошла к письменному столу, вынула надушенный изящный лист бумаги, набросала несколько строк, вложила лист в конверт и сунула его за корсаж. Затем она позвонила горничную и через несколько минут мчалась в экипаже по лондонским улицам. Холодный воздух освежил ее и придал ей еще более силы и решимости. Она живо рисовала себе маленькую сцену, которая сейчас должна произойти между ними его взгляд, полный изумления и восторга, и его радость, когда она сообщит ему новость. Как прояснится его лицо! Она успеет сказать ему лишь несколько слов, иначе он опоздает к ночному поезду. Письмо же свое она опустит в его ящик у дверей. Он его найдет уже после ухода или, еще лучше, ему передадут его завтра.
Она его любила. Это было для нее новое и странное чувство. Оно росло в ней постепенно, и она с радостью, но и с некоторой боязнью, следила за его развитием. В этот вечер она подошла к краю бездны, у нее сладко кружилась голова и она в первый раз почти потеряла власть над собой. До той поры она чувствовала, что Годдар обожает ее, поклоняется ей, пылает к ней страстью, но их разделяла социальная пропасть, и Годдар стоял по ту сторону этой пропасти. Сегодня она должна была первая перебросить мост через эту пропасть и она чувствовала, что она сделает это охотно.
Занятая своими мыслями, лэди Файр не замечала и почти не видела ни людных улиц, ни экипажей, ни толпы. Она откинулась в угол экипажа, невольно прижимала конверт к своей груди и отдавалась своим ощущениям.