Мля, это что сейчас такое было? Это, случаем, не инквизиция в поисках всяких вселенцев? Или дедушка и вправду сомневается, что я способен был написать стихи, а за меня их кто-то другой пишет.
- Ваше Преосвященство, - обратился я к епископу так, как и учил меня наш пастор отец Харри. - А что вы хотите узнать?
- Всё, малыш! Всё, что ты знаешь и умеешь!
- Ну, я знаю три языка хорошо. Финский, шведский и русский. И один со словарём, английский.
- А зачем тебе английский? - перейдя на шведский, поинтересовался дедок.
- Мой дядя купил американский дровокол, вот я и взял почитать техническое приложение к нему. А там всё на английском, - ответил я на шведском.
- И зачем тебе это? - перешёл на довольно корявый русский, епископ.
- Так интересно же! - ответил тоже на великом и могучем и специально выпучил глаза. - Вот как паровая машина работает? Вы знаете?
- Хм. Поверхностно, - сознался этот очкарик, вернувшись к общению на шведском. Видимо, он ему родной.
- Вот! А я хочу знать точно! Интересно же!
- Хорошо, убедил! Ну, а стих какой-нибудь,
при мне сможешь сочинить? Старые-то я твои знаю.
И придвинул ко мне листок бумаги и карандаш.
«Что же ему написать? Что нибудь про бога? А что я помню? - я воздел глаза к потолоку и принялся копаться в своей памяти. - О! Точно! Блок! Не совсем про бога, и помню только половину, но стихи заумные, и даже, можно сказать, что издевательские по отношению к нему и моему странному допросу. Должны они этому деду зайти».
И я принялся быстро записывать текст на листе. Спасибо моему автопереводу, сразу на финском.
Есть лучше и хуже меня,
И много людей и богов,
И в каждом метанье огня,
И в каждом печаль облаков.
И каждый другого зажжет
И снова потушит костер,
И каждый печально вздохнет,
Взглянувши другому во взор
Дописал и протянул лист священнику. И уселся назад на лавку, ожидать вердикта.
- Эхх, - печально вздохнул епископ, отчего я ехидно ухмыльнулся. - Улыбаешся, мелочь пузатая? Уел старика, как есть уел. Прости за сомнения. Должен был я тебя проверить, чтобы понять как с тобой разговаривать. А теперь скажи мне. С чего ты взял, что сын божий был некурящий?
- В британской энциклопедии прочитал, - ответил я растеряно, не понимая как трактовать его вопрос. - А что? Он был курящий? - все-таки не выдержав, ляпнул я.
- Нет. Всё верно. Христос табак никогда не курил. Но, что конкретно ты прочитал, чтобы прийти к такому выводу?
- Что табак стали выращивать и завозить для курения в Старый Свет только в середине семнадцатого века. А значит, шестнадцать с половиной веков, христиане не курили. Ведь наше летосчисление идёт от рождения сына божьего. Так?
- Да. Именно. Всё так, - как-то грустно ответил мне епископ. - Но это ты знаешь, я знаю, ваш священник знает. Но другие про это не знают.
- Но курить же вредно и опасно для здоровья. Вон, мой брат задыхается, когда курит. Да и дорого к тому же. Табак привозной. Пять марок за полфунта.
- С чего ты взял, что курение опасно всем, кроме твоего брата, - удивился дедок.
- Так, это, - мои глаза остановились на закопченном камине. - Вот, Ваше Преосвященство, посмотрите на камин. В нём горят дрова, дым поднимается вверх по трубе, оседая внутри неё сажей. Раз в год надо нанимать трубочиста, чтобы прочистить дымоход. А кто и как чистит сажу от табачного дыма внутри человека? Ведь она там наверняка скапливается. И потом, со временем, люди начинают кашлять и задыхаться. Может от того, что сажей табачной всё забито?
- Вполне разумно! Вполне! - за круглыми стеклами очков священника азартно блестели глаза. Он явно что-то понял для себя и теперь внутренне развивал эту тему, и ему стало не до меня. - Ступай, сын мой, - он меня перекрестил и взмахнул ладонью, типа всё, свободен, вперёд в пампасы. Чем я и сразу и воспользовался, даже забыв забрать листик со стихом.
Через неделю «Улеаборгский вестник» напечатал статью авторства нашего епископа, в которой он использовал почти все мои примеры из нашей беседы, даже пример с трубочистом. Упоминался в этой статье краем и я, дескать, наш юный земляк-поэт полностью поддержал идею диоцеза о заботе о здоровье прихожан.
Эта антитабачная идея «по образу и подобию», за несколько лет распространилась по всей стране и стала очень популярна. Особенно популярна среди женщин. Наш неугомонный епископ сам додумался до вреда пассивного курения. И постоянно проводил проповеди, призывая курящих прихожан не курить в присутствии женщин и детей. А женщин призывал воздействовать на мужей, напирая опять-таки на здоровье и экономию средств. Дошло до того, что даже мой, не очень верующий отец, и то бросил курить благодаря агитации матушки.
Я же, сам того не понимая, что породил, голову этой проблемой не забивал. У меня к двум моим подопечным племянникам добавились ещё три пацана. Двух моих двоюродных братьев, Армаса и Микку, мне спихнули дядья, а третьим был сын нашего наемного работника, Як Кютт, которого я тут же мысленно переиначил в Якута.
Такое сборище спиногрызов мужского пола не позволяло занять их мирными делами. Постоянно кто-то что-то кому-то ломал, ссорился и дрался, а мне приходилось их разнимать. Поэтому, поразмыслив, решил играть с ними в войнушку, но с пользой. Стал учить строю, командам, а заодно, отличать право от лево. У Эса, который ежегодно выстругивал десятки мечей на продажу, нашлось с десяток бракованных изделий, которые я торжественно и вручил своему воинству.