Сомнения раздирали Малфоя каждую минуту, попеременно бросая его из крайности в крайность. То он был готов пожертвовать собой ради успеха Ордена, понимая, какие последствия повлечет за собой побег, но потом вспоминал о том, что за предательство жестоко покарают не только его, но и всю семью и с еще большей уверенностью утверждался в мысли, что никому ничего говорить нельзя. Ему было стыдно и за эти мысли, и за свои сомнения, и за недоверие Гермионе, которая ничем не заслужила подобного отношения но ничего поделать с собой он не мог. Страх разоблачения и неминуемых последствий давно пропитал его, проник в каждую трещинку, каждый уголок его сознания, и теперь заслонял собой все. Что ж, он никогда не был храбрым и самоотверженным героем, способным на бездумную отвагу и самопожертвование. Малфои из поколения в поколение были истинными слизеринцами, умевшими лавировать в любом, даже самом бурном потоке, и приспосабливаться к обстоятельствам, какими бы сложными они ни были.
В конце концов Драко пришел к компромиссу с самим собой, найдя решение с одной стороны безопасное, а с другой успокоившее его растревоженную совесть. Он расскажет обо всем Грейнджер, но сделает это в последний момент, так, что у неё не останется времени для того, чтобы предпринять что бы то ни было. Его гриффиндорке не в чем будет упрекнуть себя, ведь не будет ни капли её вины в том, что она не успела, а с самим собой он уж как-нибудь договорится. Не впервой.
Те обстоятельства, которые раньше Драко считал своим проклятием, потому что они не давали ему возможности общаться с любимой девушкой так часто, как ему бы этого хотелось, сейчас стали благословением. Они и так в последнее время разговаривали все реже и реже, а теперь, когда Беллатрикс увлеченно муштровала свой небольшой отряд, свободного времени на полеты и прогулки и вовсе не осталось. И это было хорошо: какими бы ни были обстоятельства, врать Гермионе Малфой не хотел. Да и не факт, что получилось бы, учитывая открытость их ментальной связи. А потому он ограничивался короткими заверениями, что у него все в порядке и безжалостно обрывал разговор, превозмогая растущее день ото дня желание рассказать ей все, что накопилось на душе. Оно было неправильным; оно было не только неосторожным, но и глубоко эгоистичным. Возможно, ему бы стало легче, выложи он все начистоту но каково было бы ей? Деятельной, не привыкшей оставлять без внимания те вызовы, что бросала ей жизнь и вынужденной сидеть сложа руки
в то время, как Волдеморт семимильными шагами шел к победе и захвату власти. И не имело значения, что фактически Грейнджер не могла с этим поделать ничего чувство бессилия и беспомощности, которое она так часто испытывала в последнее время, хоть никогда и не говорила об этом, буквально разрушало её изнутри, и добивать её Драко совсем не хотел.
Малфой привел свой план в исполнение дотошно и тщательно. Дата и час операции были выбраны заранее, как только стало известно, когда именно в смену заступает человек Люциуса. Однако он выждал до последнего и связался с Гермионой ровно за час до назначенного времени. Возможности излагать подробности уже не было и Драко ограничился сухим сообщением, что его с группой других Пожирателей под командованием Беллатрикс отправляют в Азкабан с целью освобождения заключенных. Говорить больше он не собирался да и время уже не позволяло. Всем своим существом ощутив панику и смятение, охватившее Грейнджер, он поспешно разорвал связь. Ни один разумный человек, будь то из Ордена или Министерства, не рискнет предпринимать что бы то ни было за оставшиеся жалкие минуты, даже если она бросится к ним прямо сейчас, а потом у неё будет достаточно времени, чтобы остыть, успокоиться и осознать, что другого выхода все равно не было.
Стоило признать, что Драко Малфой серьезно недооценивал свою жену а точнее, ту грань отчаяния, до которой её довели недели бездеятельности в Норе в сочетании с теми картинами, отголоски которых она постоянно улавливала в его сознании. Несмотря на предпринятые ею шаги, которые немало воодушевили и вселили в Гермиону утраченную было веру в свои силы и возможности, ей по-прежнему казалось, что Министерство магии в сложившейся ситуации оказалось непростительно беспомощно, пассивность Ордена преступной, а сама она совершенно бесполезной. Все, кроме неё, были чем-то заняты. Рон вместе с близнецами почти поселились на чердаке, где с помощью Артура готовили превосходное алиби для Рона. Кингсли умудрялся совмещать работу мракоборца, выполнение поручений Ордена, да к тому же она повесила ему на шею свою безумную идею. Сириус с того дня больше не появлялся, и это говорило о том, что он тоже по горло занят. Грозный Глаз же с остальными членами Ордена вовсю занимались подготовкой операции по переброске Гарри, в связи с чем тоже почти перестали появляться в Норе. И только она, Гермиона, со всей своей подготовкой, которая на поверку оказалась никому не нужной, только и делала, что день-деньской помогала миссис Уизли да болтала с Джинни, по мере сил поддерживая подругу, которая никак не могла оправиться после расставания с Гарри. Она чувствовала себя ружьем, которое тщательно отполировали, пристреляли и вычистили только для того, чтобы убрать на полку подальше, с глаз долой. И сообщение Драко о том, что побег Пожирателей смерти из Азкабана не просто готовится, а вот-вот случится, стало последней каплей.