Дома оставалась жена Мэри, и четверо их детей, и жена брата Джона, тоже с детьми, у Эда жены уже не было, но были сыновья. Эх, их столько лет не трогали, и может быть, не стали бы? Если бы они сами не связались в древнюю свару?
Уилл видел, как погиб отец, и смерть Эда тоже видел. О Джоне он ничего не знал, но брат был тяжело ранен ещё вчера, сегодня с трудом сел в седло.
Знал они разбиты, будто и не было у них отличной конницы, и лучших на северном побережье лучников! Но у них не было магов, ни одного. А северянам служили целых три. И похоже, только один из них был человеком, а двое других и вовсе из Старшего народа. Маги швырялись молниями, поджигали всё, что могло гореть, разверзали землю под ногами коней, а под конец и вовсе превратили небольшую поляну в болото с кочками. И кажется, даже с жабами, которые вылезли на кочки на закате и принялись квакать.
Вот так и кончилась жизнь в болоте, среди жаб, думал Уилл. А ведь всё было неплохо, после той зимы, когда он нашёл нездешнюю деву и кольцо весьма неплохо.
Она сказала тогда женишься, да так, что все ахнут. Так и вышло. Проезжал мимо герцог Сомервил со своими людьми и домочадцами, и была при нём племянница дочка сестры, по имени Мэри. Лицом милая, нравом кроткая, чем-то она тронула сердце Уилла нет, не поразила громом, но тихой лаской и мягким обращением. Было видно, что он ей тоже глянулся, и никто не думал, что герцог отдаст родственницу за недотёпу Уилла но тот отдал. И приданое за ней дал неплохое.
Отец, лорд Телфорд, изумлялся но Уилла с той поры стал похваливать. И охотник-то он, и стрелок, и жену нашёл не чета другим, и дети у него красивые, сильные, здоровые. У Джона был один сын, и тот хворый, и три девчонки. У Эда два сына и дочь, но такие, обычные. А Уилловы дети уродились красавцами, в деда что дочки Энни и Джейн, что сыновья Джон и Грегори. Кудри пшеничные, глаза голубые, ясные, сложены загляденье, и здоровы тьфу три раза через левое плечо.
Впрочем, если северные маги дойдут до Телфорд-Касла то там не выживет никто. Ни взрослые, ни дети. Ну да, на стенах есть пушки, но хватит ли обученных пушкарей? Выстоят ли те стены против магического огня с небес? А если подожгут ворота? Да что там, где он и где те ворота, и стены, и все те, кто внутри?
Глаза уже не открывались, и мысль от дерзких налётчиков перескочила на то, давнее, запретное. О чём сам себе думать заповедал. О рыжих кудрях, синих глазах, искорках на снегу. О голосе, что как ласковый ручеёк. О смехе, звонком, как капель, как небесные колокольчики, что поют там, далеко, лишь для избранных праведников.
О нет, это было не сравнить с мыслями Уилла о жене это просто другое. Как есть рождественская песнь светлая и радостная, а есть мелодия скрипок, что поют в Бельтайн у костра, которая
тоже хватает за душу, но не так, или не тем местом, или не за ту душу, хотя что это он, душа-то единая, бессмертная, слабая
Уилл почти никогда не вспоминал о той зимней встрече. Изредка. И всегда с благодарностью. Потому что понимал не простая то была дева, раз удачу к нему привлекла, да и что простой в капкане делать, простые дома сидят, а в лес по тропинкам ходят, и в глушь звериную, где духа человеческого днём с огнём не сыскать, не забредают. И свезло ему по-крупному, раз он её повстречал, потому что мог ведь всю жизнь прожить и недотёпой остаться.
Где-то она сейчас? Жива ли? Здорова ли? Не попалась ли ещё кому-нибудь в капкан, да такому, что не пожалел бы? Хоть разок бы увидеть её напоследок хоть знать, что не пригрезилась ему та встреча!
Уилл открыл глаза и не видел уже неба. Не то стемнело, не то смерть к нему подкралась неслышно и неотвратимо. Но не шли на ум слова молитвы, а вот звон тех небесных колокольчиков слышался. Далеко-далеко, а потом будто ближе, и ещё ближе, и совсем рядом
- Звал? спросил подле Уилла звонкий девичий голос, знакомый до боли и неизвестный вовсе.
Силился он открыть глаза но не мог уже. Хотел вдохнуть да ответить но не было в нём столько сил.
- Ну что, болезный, досталось тебе? Пойдём, полечу, - сказала, невидимая, точно ангел вздохнул рядом да крылом своим его осенил.
А потом то крыло объяло Уилла со всех сторон и больше он не помнил ничего.
* * *
Мэгвин услышала зов.
Не соплеменника, не родича но кого-то другого. Непонятного.
И зов был такой силы, что противиться ему она не смогла. Пришлось идти и смотреть.
Лисьи лапки привели в болото, которое ещё недавно болотом не было Мэгвин чувствовала это очень хорошо. А над тем болотом витал запах смерти.
Мёртвые люди, мёртвые кони. Заколоты, застрелены, зарублены. Утонули.
Опять кто-то решил проучить людей? За что? Мэгвин кое-что знала о людской магии, она была другой. Люди слышали только часть магических сил, и то обычно человеку была подвластна малая толика этой части. Мало кто из людей мог призвать и силу всех стихий, и жизнь, и смерть, и божественную правду. Сородичи Мэгвин просто видели мир, как он есть, со всеми силами в нём, и умели где взять, а где договориться. И сделал болотом несчастную полянку именно такой сородич Мэгвин узнала характерные сплетения сил.