буду я князем! Вот будет меня Политковский своим шляхетством шпынять, я ему нос-то утру! Ладно! О хорошем поговорили, теперь, Дато, давай поговорим о грустном. Как получилось, что вы в острог попали и из тюремного замка бежали?
Я не сидел в тюрьме, батоно капитан. Я воин, а воины в тюрьме не сидят, покачал головой абрек. Друг мой, Лев Троцкий, за решетку по глупости попал. А он мне жизнь спас, я его младшим братом называл. Как я брата в беде оставлю? А Нико Корено с Львом в одной карете стражники везли, вот и освободил я двух вместо одного. Не бросать же его в беде? Да и Нико в тюрьму неправильно попал. Он детишек от чатлах защищал, да перестарался немного.
И тот по глупости, и второй не за дело, насупив брови, резюмировал Арсенин. И не верить тебе я не могу, говорят, у грузинских воинов врать не в чести. Боцман сказал, что вы с нами только до Константинополя, а там, в Турции, останетесь. Что ж, будь по-вашему. На берег я вашу компанию по чести спишу, жалованье, какое заработали, выплачу и властям выдавать не буду.
Батоно капитан! Я долго думал, как нам поступить, пересиливая свое нежелание просить, произнес Туташхиа. Турки всегда нам врагами были, не найти от них добра. Я с матросами говорил, они мне поведали, что рейс ваш долгим будет. Пока в страну далекую Аф-ри-ку, пока обратно, много времени пройдет, про наши грехи и на родине забудут. Можно мы с тобой поплывем, батоно капитан, умелый кинжал никогда лишним не бывает, а я не только кинжалом владею. Надо будет, одним кнутом кого угодно с ног собью, а надо будет, на том же кнуте и повешу
Моряки не плавают, а ходят, Арсенин, задумавшись над просьбой Туташхиа, автоматически поправил абрека. С собой взять, говоришь Продолжая размышлять, Всеслав потер подбородок указательным пальцем. Не знаю, не знаю Хотя тут можно у дедов опыт позаимствовать: «Не забывай меня, Иван-царевич, я тебе еще пригожусь, лязгнул зубами серый волк», процитировал он детскую сказку. И хоть и я не царевич, да и ты не волк, тут, правда, как посмотреть, полезным наше знакомство может быть. Только, не обессудь, на пароходе моем бездельников нет, как поставил тебя боцман в кочегары, так и будешь там работать да морскому делу в пути учиться. А иначе, извини, оставлять тебя на борту у меня резона нет.
Надо стать кочегаром, стану кочегаром, согласно кивнул Туташхиа. Об одном только прошу, батоно капитан, оставь вместе со мной Льва. Слово даю он тоже будет учиться. А если его без меня оставить пропадет.
Прежде чем обещания пустые давать, надо бы мне самому с твоим другом побеседовать. Так что ты сейчас найди его да пошли его ко мне. Объясни только, что бояться ему нечего, а следовательно, и врать незачем.
Хорошо, батоно капитан. Туташхиа поднялся с табурета. Как вы сказали, так и сделаю.
Проводив взглядом выходящего из каюты абрека, Арсенин откинулся на спинку стула и, решая, что же ему делать, потер виски пальцами. Возможных неприятностей с власть предержащими он не опасался. Грузин прав, до возвращения к родным берегам почти полгода, и что случится за это время, один лишь Всевышний ведает. Но сами люди Троцкий, Корено, Туташхиа Чего ждать от них?
С одной стороны, бывший абрек прав, и надежный человек (а в том, что Туташхиа будет ему верен, Арсенин не усомнился ни на минуту), владеющий ножом и пистолетом, может пригодиться. Пока что встречи с пиратами на море относились к разряду приключенческих романов да жутких рассказов в портовых управлениях, но где гарантия, что ему будет везти всегда? Море есть море, неизбежны на нем и случайности. Недаром на пароходе хранятся полсотни американских винтовок да десяток револьверов. С другой стороны, мысль о том, что Туташхиа станет со временем умелым и прилежным матросом, ничего, кроме горькой усмешки, не вызывала, да еще и приятель его Троцкий. Что за птица? На первый взгляд неумеха-белоручка, но должно же быть в нем что-то такое, отличное от других, что накрепко привязало к нему не склонного к сентиментальности абрека.
Размышляя над этими вопросами, Арсенин мерил шагами свою неширокую каюту, крутя в руках пачку папирос, так и не достав ни одной. Робкий стук в дверь отвлек его от размышлений. Обернувшись, капитан увидел Троцкого, несмело переминающегося с ноги на ногу на пороге каюты.
Дато сказал, что вы меня видеть хотели, вот я и явился, несколько сумбурно пробормотал Лев и тут же, спеша сделать свою речь хотя бы отдаленно похожей на рапорт, поправился:
То есть матрос Троцкий прибыл, значит, по вашему приказанию Он на секунду замер, что-то судорожно вспоминая, после чего, окончательно растерявшись, промямлил:
Прибыл я, ваше высокоблагородие, вот
То, что все-таки прибыли, радует. А то мне еще в Павловском училище раз и навсегда разъяснили, что являются только привидения, ухмыльнулся Арсенин, глядя на смущенную физиономию гостя. Да вы не тушуйтесь, Троцкий, проходите смелее, я не дерусь и не кусаюсь.
Под пристальным и в то же время слегка насмешливым взглядом капитана Троцкий сделал два несмелых шага, после чего замер в нерешительности посреди каюты, не зная, что ему делать дальше. Заметив приглашающий жест Арсенина, он все же присел на табурет и замер, нахохлившись, словно воробей под февральским пронизывающим ветром.