Ай, Миша, за чего я совсем забыл сказать! оживился верзила в клетчатом пиджаке, прислонившийся к абрикосовому дереву. Когда мы делали вчера налет на Тартаковского, мимо как раз шел дядя Шолом! Он тебе кланялся, а потом пугал, шо напишет об тебя в своей газете!
Сэмен, шоб наша полиция была такой же расторопной, как и ты! Шо я могу сказать за этим писателев? Кто знает, шо бы стало со мной, если бы моя мама ругала меня так же, как тетка Хана ругала дядю Шолома? Какой приличный человек может стать с ребенка после того, как ему обзовут «пипернотером» или, шо еще хуже, «сыном дятла»?
Во двор вновь вбежал запыхавшийся Изя Бабель:
Дядя Беня! Я сейчас бегу от дяди Оси, а дядя Ося велел тебе передать, шо ты шлемазл и с твоих дел ему одна изжога, гори огнем место, где ступает нога хасида, но с уважения к твоему батьке он записал тебе все суда, которые отходят из порта сегодня и завтра!
Миша, кто может сказать капитану за наших плеточников?
Беня, шоб все меня верно поняли, с этой канцелярией нам дорога только в одно место во всей Одессе, где флот могут попросить за нас. Моня, останешься с нашими гостями, шо бы им не было грустно! велел Беня громиле в багровой жилетке. И дай себе памяти, шо Артиллеристом ты стал не от того, шо твой папа носил такой страшный шпалер, шо у тебя за поясом, а от того, шо он честно спер из порта сигнальную пушку! Лева, распорядись по фаэтону!
А дело обстояло так.
После трех дней в участке охранник арестантских камер, пожилой полицейский, переведенный на это место из городовых по возрасту и немощи, шепотом рассказал Коле, что назавтра его вместе с Троцким отправят в Одесский тюремный замок для пребывания под стражей до окончания расследования.
Коля принял новость с невозмутимым выражением лица, с каким он, собственно, и прожил большую часть своей жизни. Троцкий же от полученного известия испытал даже некоторое облегчение тюрьма, хоть и не лучшее на земле пристанище, но для лопатинской сущности место уже знакомое и более привычное, чем все перипетии последнего месяца его жизни, включая странствия в горах Кавказа в компании с грузинским Натти Бампо. Что с ним произойдет в узилище, Троцкого не особо волновало, потому как теплилась надежда, что Дато узнает о его неприятностях и из беды выручит. Где-то в глубине лопатинского подсознания вяло шевельнулась мыслишка о помощи от Винницкого, но тут же угасла и более не беспокоила.
Поэтому, когда после обеда следующего дня им приказали собираться на выход с вещами, и Троцкий, и Корено выполнили команду незамедлительно. Тем более что из вещей и у того, и у другого наличествовали только одежда да головные уборы.
Во дворе арестантов ждала прибывшая из Одесского тюремного замка закрытая карета под конвоем команды из двух нижних чинов и одного унтер-офицера. Унтер, серьезный, немолодой и многоопытный мужик, внимательно изучив сопроводительные документы, запер подконвойных в карете и уселся на козлы рядом с кучером. Его подчиненные, вряд ли состоявшие на службе более одного-двух месяцев, придерживая однозарядные винтовки Бердана, с трудом взгромоздились на лошадей, и процессия тронулась в путь.
Карета неспешно проследовала по Новорыбной улице. Маршрут следования Троцкому пересказывал Коля Корено, который даже не выглядывал в окно, чтобы знать, где они в данный момент находятся.
Вокзал проехали. Ришельевская справа осталась. Мимо Щепки тянемся. За город выехали. Николай, уподобясь экскурсоводу, говорил, чуть растягивая слова. Сейчас справа Чумная гора будет, а слева Сахалинчик
Уловив вопросительный взгляд Троцкого, Корено рассказал ему, что Сахалинчик трущобное поселение распоследней бедноты, которых зовут отчего-то «кадетами», а Чумная горка (ударение Коля ставил на первом слоге) стародавняя насыпь на месте чумного могильника последнего пристанища нескольких тысяч жертв морового поветрия начала века.
Тут кругом кладбища флегматично буркнул Коля, низко нагибаясь, чтобы взглянуть в окно. Дальше будет сначала православное, потом еврейское.
Чего это мы совсем шагом поехали? поинтересовался Троцкий.
Да им по инструкции перед кладбищами осторожничать положено
Вдруг позади кареты кто-то вскрикнул, словно от внезапной и сильной боли. Мгновением позже испуганно заржала лошадь, и послышался шум падения на землю массивного тела. Лев услышал, как урядник ошалело проорал: «Гони!» и сразу же за его воплем что-то гулко ударилось о крышу кареты, как будто кто-то прыгнул на нее с разбега. Чей-то гортанный голос, смутно напоминающий голос Туташхиа, приказал остановиться. Ответ
урядника заглушил храп лошадей и скрип колес остановившейся кареты и наступила тишина.
А потом широко распахнулась дверца кареты, и в проеме Троцкий увидел улыбающееся бородатое лицо своего кавказского друга.
Хорошо спрятался, брат, невозмутимо произнес Туташхиа. Насилу нашел. Жизнь короткая, дел много, зачем тебе тюрьма? Давай лучше я тебя на дочке Сандро женю. Тоже тюрьма, но кормят лучше.
Выйдя из кареты, Лев, словно не веря в неожиданное избавление, плюхнулся в дорожную пыль и молча наблюдал, как урядник и кучер затаскивают в кареты тела конвойных, а после и сами в нее садятся. Заперев замок на двери, Туташхиа, сильно размахнувшись, забросил ключ в бурьян и подошел к Троцкому.