Безумие требовать от меня повиновения, остальное шалости, торопливо пробормотал Молох, чувствуя, что время поджимает.
Дверь распахнулась, когда в комнате уже никого не было. Туда и вправду зашёл Вельзевул со шрамами в районе суставов. Увидев привратника без сознания, он хмыкнул и начал присматриваться. Почувствовать кого-либо энергетически было невозможно: Инферно всё заглушало, а потому демон полагался на интуицию. Глупо думать, что Молох и Люциан могли поместиться в шкафу или под столом. На потолке тоже вряд ли.
Вельзевул встал на колени и опустил руки в жидкое Инферно. Пошевелил ими, не нащупывая ничего, кроме всепоглощающей пустоты. Оно жгло, заживляя его раны и удаляя мелкие шрамы с рук. Демон усмехнулся и стал умываться, мазать шею и локти. Освежившийся, он поднялся и тряхнул головой.
Что ж, похоже, они всё-таки нашли способ удрать, спокойно произнёс он, глядя в зеркало. Я был уверен, что они здесь. Если только они не нырнули в этот бассейн. Не встречал ни одного дурака, что рискнул бы уйти туда с головой. Инферно оно такое. Может и не выпустить обратно, усмехнулся Вельзевул и пнул привратника по ноге. Идиот
Демон вышел, поправляя идеально белые перчатки. Инферно засыхало и впитывалось от него не оставалось и следа.
***
Побочный эффект, да? Так я и поверил тебе, сердито сопел Люциан, стоя в лифте. Форма на нём висела, так как стала размера на три меньше. Больше восемнадцати генералу дать было невозможно. Молодой и ещё не изнурённый жизнью, он стоял напротив зеркала и панически размышлял, насколько долгим будет эффект.
Почему на тебя тогда Инферно не подействовало?! вспылил генерал, начав активно жестикулировать. А? Какого чёрта?
Молох стоял по-кошачьи довольный. Сколько масла было в его глазах, сколько удовлетворения в улыбке. Так улыбаются люди, дела которых идут строго по плану.
Может потому, что мы с этим болотом почти ровесники, хмыкнув, предположил главнокомандующий. К тому же радуйся: ты бы мог вообще оттуда не вернуться.
Подозреваю, что не будь рядом тебя, так бы оно и случилось. Уж слишком ты счастливый, произнёс Люциан, щурясь. Как-то это подозрительно.
Я чист, наигранно, со спрятанной усмешкой произнёс Молох, поднимая руки.
Всё шло как нельзя лучше.
Извращенец, кинул Моргенштерн. Ты знал, что всё так и будет. Вельзевул лишь стал дополнительным поводом.
Даже если это и так, хотя у тебя нет прямых доказательств, согласись, что это не самый плохой вариант. Вместо того, чтобы завести себе молоденького любовника, я привнёс немного своей лепты в общую картину, хмыкнул Молох, наблюдая, как нарастает число преодолённых лифтом этажей.
Так я для тебя старый? Люциан встал в позу, не сумев сдержать улыбки. Сколько тебе лет, говоришь?
Тысяча, максимум пятьсот, хмыкнул Молох и прижал генерала к зеркалу, так что ему в поясницу врезался поручень. Советую тебе схватиться за эту железяку, потому что так тебе будет гораздо удобнее.
В каком смысле? нахмурился Люциан, и прошло всего несколько секунд, когда лифт резко остановился между этажами, а Молох подсадил его на поручень и пришлось взяться за прохладную трубу руками.
Он рвано вздохнул, когда почувствовал скользнувшую под рубашку руку и горячие губы на шее. Ненадолго вернувшаяся молодость сделала Люциана более чувствительным и мягким, что приукрасило досуг главнокомандующего. Молох с удовольствием отметил, что к выражению лица генерала вернулся тот налёт неопытности и наивности. Тело стало всё тем же отзывчивым и покорным. Пара умелых поглаживаний, и по телу Моргенштерна уже пробегает дрожь.
Всем плевать на сломанный лифт, да? на выдохе поинтересовался Люциан, чувствуя, как становится более оголённым под умелыми руками Молоха. Пуговицы расстёгиваются одна за другой. Ещё пара секунд и дальше их отделяют лишь ремень и ширинка.
Пока в нём я да, тихо и глубоко произнёс Молох, влажно целуя ключицы и шею генерала. Люциан вцепился в поручень сильнее, прижатый массивным горячим телом, и задрал голову. Становилось жарко, и стекло за спиной стремительно запотевало.
Молох жадно касался губами груди Люциана и плеч, спуская униформу до запястий. Посасывал кожу, пока генерал не начинал скулить, тем самым прося отпустить из-за нарастающей боли.
Ты сейчас такой беспомощный, промурчал Молох, щурясь и любуясь разгорячённым генералом.
Уверен: твой внутренний садист ликует, усмехнулся Люциан, обхватывая ногами пояс главнокомандующего и с силой притягивая его к себе. Я стал моложе, но не глупее.
Я бы всё равно с удовольствием кончил на каждое твоё чувствительное место, прошептал Молох, с жадностью стаскивая с генерала обувь и брюки. Моргенштерн протестовал, поскольку некуда будет деться, если сломанным лифтом всё же кто-нибудь обеспокоится. Но Молох заткнул его жёстким поцелуем: языком он уверенно вторгся в рот желанного мальчишки и стал неистово кусаться. Люциан ничего не смог противопоставить такому напору, кроме тихих выдохов, которые получились то ли от усталости рук, то ли от боли во рту.
Моргенштерн ослабил хватку ногами, а потом вовсе перестал ими стискивать Молоха, когда почувствовал пальцы между ягодиц. Генерал стоял, прижавшись к зеркалу, и дрожал, сводя колени. Как никогда сильно он вцепился в поручень и задрал голову, немного выпятив грудь. Главнокомандующий ловил выдохи и загонял влажные от слюны пальцы глубже, сильнее, губами лаская съежившиеся